Вега. Глава 6

«…День был сумрачный. Шел ливень, крупными каплями прибивая опавшие листья к земле, смешивая их с водой и грязью. Ветер остервенело обрывал с деревьев последнюю листву, швырял в стены домов, усыпал ей асфальт. Серое небо куполом накрыло наконец-то успокоившийся город. Улицы пустовали, несмотря на выходной день. Даже машин не было на обычно оживленных шоссе.

Она шла. Просто шла с чувством выполненного долга. Она знала, что люди не вспомнят о ней, но горечи или страха не было. Ее миссия была выполнена, как были выполнены миссии всех, ушедших в тень…»

Писатель предвидел все, да вот только в одном он ошибся. Она не просто шла, и чувства выполненного долга у нее не было. Она бежала вперед и знала точно, что люди ее забудут.

Она стиралась, и ей было больно от тоски. Она не хотела уходить в тень. Она не понимала, почему это происходит. Она не считала свою миссию оконченной — ведь еще столько можно было сделать, столько света принести людям…

Но решать предстояло не ей. Роптать и искать виноватых не хотелось.

Она бежала по пустынным улицам и плакала. Это был не дождь, а чистые слезы, но вызванные не  страхом, а любовью к миру, который приходилось оставить. К миру, где жили беззаветно любимые друзья, где жил самый главный ее волшебник. К миру, который она изменила.

Было больно, ужасно больно. Если бы можно было вырвать сердце, она бы сделала это, не раздумывая, чтобы просто поскорее исчезнуть.

Она огляделась и лишь сейчас заметила, что серые стены домов покрылись потеками алой крови. Взглянула себе под ноги и не увидела асфальта — она бежала по глади воды, а где-то там, в голубой прозрачности плавали дельфины.

— Солнце!! — услышала она далекий зов за своей спиной. Все внутри сжалось до болезненного вскрика при звуках этого родного ей голоса. — Постой!

Полы плаща мчащегося к ней Художника подхватывал сердитый ветер. Глаза чародея меняли цвет так часто, что присматриваться не имело смысла. Он прижал девушку к себе, чувствуя каждый удар ее сердца, ощущая ее дрожь, как свою. Он готов был стоять так вечность, лишь бы никогда не отпускать ее от себя. Но тело возлюбленной таяло в его руках, а неестественная бледность обращалось в сияющую прозрачность.

— Прости меня, Солнце, прости… прости… — исступленно шептал он. – Я ничего, абсолютно ничего не могу сделать…

Его дыхание перехватывало от ужаса, но он изо всех сил старался говорить спокойнее и тише. Не срываться на отчаянный крик.

Через них прыгали встревожено стрекочущие дельфины, вырываясь из глубин к небу.

Кэт смотрела на Художника с нежностью. В ее глазах тоска ненадолго сменилась счастьем — она была благодарна за возможность увидеть его напоследок еще раз. Увидеть таким любящим. Таким своим.

— Не вини себя. Ты не должен. Мы оба прекрасно все понимаем, — ободряюще улыбнулась она. — Я люблю тебя, и всегда буду любить, даже став Тенью. Я буду жить именно этим чувством.

Она поцеловала Художника в губы, но едва ли он ощутил этот поцелуй — через мгновение девушка растаяла в воздухе. Он попытался ее удержать, но руки просто прошли через пустоту.

Ее уже не было.

Дельфины кричали и уплывали далеко в небеса.

* * *

Все та же темная комната. Силуэт сидящего в кресле человека мягко окутывала скорбная тишина. На стенах — вновь рисунки, но на этот раз не загадочные миры, а одна единственная девушка. На небесно-голубом фоне она танцевала легко и беззаботно, смеясь, протягивала руки, звала за собой.

— Как жаль, что не все зависит от нас, — негромко произнес Создатель, медленно подходя к креслу Художника. — Но если бы все в мире зависело от наших желаний, наступил бы хаос.

Художник молчал.

– Не вини себя, — мягко продолжал Создатель. — Не нужно искать виноватых. Это не выход, поверь мне…

— Лучше бы я ушел! — резко оборвал его Художник.

— Ты бы не смог уйти. Ты нужен здесь и сейчас, — терпеливо напомнил Создатель произнесенное уже много раз.

Девушка сошла со стены в темную комнату, невесомым шагом подошла к Художнику и коснувшись ладонью его волос, растворилась в темноте.

— Она тоже нужна! — теряя самообладание,  воскликнул Художник, до скрипа сжимая подлокотники кресла. — Она несла свет! Она не хотела уходить, почему она стала Тенью?

— Твоя Кэт — не Тень, — покачал головой Создатель.

Опешивший Художник вскочил на ноги и непонимающе воззрился на собеседника. Тот улыбнулся одними уголками губ и неспешно принялся рассказывать:

— Давным-давно, как ты знаешь, жила девочка, которую звали Вега, что в переводе с одного из древних языков означает «белый ангел». Вега могла лечить любые болезни души и влиять на сознание людей. Она чувствовала гармонию, соблюдала равновесие во всем и делала мир светлее, вычищая из него зло и тьму. Однажды она исчезла, но по своему же пророчеству должна вернуться. Считается, что именно после ее исчезновения начнут появляться люди со сверхспособностями. Они будут обладать малой частью ее возможностей, но, в отличие от Веги, зависят от эмоций и чувств других. Они попытаются сохранять баланс до возвращения твоей Веги.

— Ты хочешь сказать… — затаив дыхание, прошептал Художник.

Создатель кивнул.

— Ты правильно понял. Музыкант – это Вега. Она появилась не как Тень, не в тень и ушла. Она  появилась из ниоткуда и сразу же приступила к выполнению своей миссии — нести людям свет. Там, на окраине города, мы с тобой не смогли бы спасти этих людей, если бы не было ее. Людям достаточно ее присутствия, чтобы сделать правильный выбор. Она вернула в этот мир баланс и ушла. Но люди, к сожалению, не могут пребывать в гармонии постоянно — они снова станут жертвами искушений. Баланс вновь будет нарушен. И тогда она вернется.

Создатель замолчал, подошел к двери и обернулся к своему молчаливому слушателя, повторив:

— Вега еще вернется.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался ослепительный свет.

— А сейчас этому миру нужен Художник.

_ _ _ _ _

⇐ Вега. Глава 5

Вега. Глава 5

В комнате было темно. Мебель выделялась лишь расплывчатыми контурами. Окна были занавешены плотными шторами, поэтому свет с улицы с трудом пробивался сюда. Но он и не нужен был здесь. Ведь стены расцветали красочными, лучистыми росписями и живыми картинами. На фоне сиреневого звездного неба бежали дикие звери, вились кустистые растения с крючковатыми ветвями. Комнату заполняли крики диковинных птиц и грохот водопада. 

В кресле без малейшего движения сидел человек, глаза которого ловили капли света от этих изображений. Для него реальность на время перестала существовать: был лишь мир на стене, который манил к себе.  Мир рос, и его звуки становились все ближе и ближе, он заполнил уже всю комнату, не тронув только кресло.

Художник закрыл глаза. Его рисунки зависели от состояния души, а на душе у него сейчас было тревожно. Он редко задавал себе вопросы, потому что знал практически все ответы. Но если какого-то ответа не находилось, знать его мог лишь Он.

Художник встал, и мир, заполонивший комнату, потянулся обратно в стены, оставляя после себя едва ощутимый сырой холодок. Но и он вскоре растворился без следа. 

Накинув на плечи плащ, Художник вышел на улицу и пошел по тротуару, сливаясь с толпой. Но там, где проходил его путь, стены обшарпанных домов покрывались серым мхом, который исчезал на камнях через несколько секунд.

— Куда направился? — раздался голос из толпы.

— Ты сам знаешь, — не оборачиваясь и не замедляя шаг, ответил Художник.

— Успокойся. Контролируй себя, а то опять натворишь чего-нибудь. И, кстати, убери занавес: сейчас должен идти дождь, — монотонно вещал голос.

Его владелец шел следом за Художником.

— А ты себя хорошо контролируешь? — едко поинтересовался Художник, доставая из кармана сигареты.

— Меня угостишь? — Невозмутимый собеседник протянул руку к пачке.

Но Художник бесцеремонно бросил ее обратно в карман и поторопил:

— Ты не ответил.

— Да что с тобой? Ты как обиженный ребенок. Ты же сам знаешь, что не от меня все зависит…

— Она не должна! — Глаза художника наполнились яростью, которую тут же перебила тоска.

Он судорожно сжал сигарету в пальцах, и та переломилась пополам.

— Да пойми, мы с тобой здесь ничего не решаем. И не пытайся ее удержать, а то еще хуже наделаешь. — Голос собеседника звучал все так же спокойно. — Ты еще не понял, почему Писатель так закончил? Он пытался обойти это решение, спасая ее. Но против своей сути не пойдешь, она все равно сделала все по-своему.

— Но, Создатель, лучше я уйду! — Голос Художника предательски дрогнул.

— Тебе нельзя, ты нарушишь равновесие, — бескомпромиссно отозвался тот. Добавил уже мягче: — Поверь, я и сам не хочу ее отпускать… Но я не ругаться с тобой пришел. У нас работа. Пойдем, надо торопиться — на месте объясню.

За синим растворяющимся занавесом, который набросил на город Художник, появилось серое небо. А где-то над окраиной города в одну точку сбивались черные тучи и то и дело постоянно мерцали молнии.

— Что там такое? — удивленно спросил Художник.

Создатель кивком головы позвал его за собой, и они торопливо скрылись во дворах.

Об этом районе по городу ходила очень дурная слава. С наступлением темноты прохожие со здешних улиц исчезали, потому что бродить здесь вечером было своего рода экстримом. Люди здесь жили черствые. Пожилые постоянно жаловались друг другу на плохую жизнь и ненавидели молодежь. Те в свою очередь утопали в разврате, поэтому преступность только росла, а алкоголизм — процветал.

Внешне улицы полностью отражали состояние местных нравов. Асфальт на грязных улицах весь покрылся трещинами и ямами, переполненные мусорные баки источали смрад, заброшенные дома и полусгнившие бараки зияли провалами пустых окон.

А сейчас над всей этой картиной нависал зловещий черный кусок неба, прорезанный молниями. Улицы бели переполнены людьми, которые вяло бродили по разбитым тротуарам бесцельно и совершенно потеряно. Глаза их были тусклы и пусты, а с губ срывались невнятные звуки, лишь отдаленно напоминающие человеческую речь.

— Что с ними? — изумился Художник. Его встревоженный взгляд растерянно метался от одного лица к другому. — Они, что, с ума сошли?

Создатель стоял рядом с ним, но на его лице удивления не было.

— В какой-то степени ты прав, — ответил он. — Их разум затуманен, они потерялись. Те, кто сходит с ума, чувствуют что-то подобное. Все эти люди стремятся измениться, но не могут понять, как. Они не могут выбрать мрак или свет, не могут отличить одно от другого. Они в тупике. И пребывая в этом тупике, они пришли к выводу, что исправить уже ничего нельзя.

— И что мы можем сделать? — спросил Художник, пораженный этой картиной тотального отчаяния.

— Исправить их проступки мы не в состоянии. Решать за них — не вправе, — продолжал Создатель. — Но ты можешь предложить им выбор снова. Мрак они уже видели, они постоянно пребывают в нем. Теперь покажи им свет. И пусть они выберут сами.

Художник сосредоточенно кивнул, надел перчатки и развел руками. Он взял в ладонь сгусток тьмы с черного неба на их головами и расстелил его на дороге мрачным туманом. Потом взял пригоршню света с синего неба, простиравшегося над остальной частью города, и разлил его по примыкающей улице сияющей тропой.

Люди столпились перед образовавшейся развилкой.

— Что с ними? Не получилось? — встревожился Художник, нервно закуривая сигарету.

— Подожди, Художник, подожди, — сосредоточенно пробормотал Создатель, пристально наблюдая за толпой.

Через минуту люди пошли. Робко зашагали по светлой дороге с все возрастающей уверенностью. Кто-то оступался, падал, но вновь вставал и делал новый шаг тверже предыдущего.

— Получилось! — На лицах Художника и Создателя засияли ликующие улыбки.

Люди, какими бы они ни были, тянутся к свету. Иногда просто нужно напомнить им о нем.

«Как делает это Кэт…» — подумал Художник, и глаза его вновь наполнились грустью.

* * *

«…Никто из людей не может увидеть Тени. Потому что им незачем их видеть. Тени сотканы из чувств, эмоций и принятых решений. Из потерянной веры и перегоревшей в пепел боли. Люди быстро забывают эмоции, со временем забывают и про чувства, а Тени живут только ими. Потеряв себя в мире людей, они становятся воплощением своей идеи и своих стремлений. Их существование становится функцией, но именно выполнение этой функции и приносит новые эмоции и новые чувства — и Теням, и людям. И этот процесс обмена энергиями бесконечен.     

И я, зная, что скоро уйду в тень, не считаю себя ни героем, ни страдальцем. Я — всего лишь сгоревшая эмоция, которая смеет надеяться, что когда-нибудь о ней все же вспомнят.

Иногда становится страшно. Но я верю.

Верю, что у нее получится сделать людей светлее и чище. Точно получится…»

Кэт отложила книгу в сторону. С ресниц хрусталиками капали слезы. Грудь нещадно сдавливала  тоска по лучшему другу, по коже жгучим морозом пробегал ужас от осознания необратимости. 

— Почему? Почему все так? — в отчаянии шептала она. — Сам ли ты ушел в тень, или перед тобой тоже стоял такой нелегкий выбор? Почему ты не рассказал все мне? между нами ведь никогда не было секретов… Почему ты просто ушел, бросив нас всех?.. А впрочем…

Собиралась ли она сама рассказывать о том, что ее ждет? Никому из своей группы она не обмолвилась ни словом. А Художник наверняка уже знает все сам…

 Раздался звонок в дверь. Кэт наспех умылась и пошла открывать. За дверью были слышен оживленный гвалт знакомых голосов.

— Наверняка наши, — усмехнулась девушка. – Как одним местом чуют, когда они нужны…

— Привет, Кэт! – дружно загалдели парни, едва дверь перед ними распахнулась.

В следующую секунду они ввалилась в прихожую, будто вытряхнутые из консервной банки шпроты.

— Здорово, братва, — рассмеялась Кэт, попятившись под этим дружеским натиском.

Глядя на ребяческие чудачества Эрика, Эла и Большого, невозможно было не развеселиться. Через минуту гости уже помогали хозяйке хлопотать на кухне, разбирая пакеты с продуктами.

— У тебя глаза красные, – тихо произнес Эрик. — Что случилось?

— Да ничего, все  нормально, — как можно беспечнее отозвалась Кэт. — Так… взгрустнулось.

— Взгрус…что? – весело переспросил Эл.

Кэт смущенно рассмеялась.

— Кстати, ты куда после концерта делась? — возмутился Эл, поторопившись сменить тему. — Мы тебя ищем-рыщем, а ты деру дала.

— Опять, наверное, Художник забрал? — догадался Эрик. — Когда уже познакомишь нас-то со своим кавалером?

— Ой, да хватит вам… — еще больше сконфузилась Кэт. — Устала я, вот и ушла.

— Ушла и до сих пор не знаешь сногсшибательную новость! Нам контракт предложили! — ликующим голосом возвестил Эрик под оживленные утвердительные возгласы остальных.

— После концерта подошел к нам, значит, такой солидный дядя, — увлеченно продолжил Эл. — Сказал, что он продюсер из столицы и ему понравилось, что мы делаем. Номер телефона оставил, на но следующей неделе обещал сам позвонить. Короче, очень скоро мы проснемся знаменитыми! Впереди запись альбом аи гастроли по всей Руси-матушке!

— Ничего себе! Вот это новости! — Кэт старательно изобразила радостное изумление. — Так вот по какому поводу сегодня кураж!

— Это, конечно, тоже, но дело не только в этом… — Эрик еще несколько секунд выдерживал интригу и, наконец, напомнил: — Сегодня, вообще-то, у Эла днюха.

— Ух ты, да я же совсем забыла! Чувак, поздравляю! — Девушка от души потискала друга в объятиях.

Вскоре все уже сидели за столом, только Шкет лазил под ним и кусал всех подряд за ноги. Кэт позволила себе расслабиться и забыть на время о своих печалях, с головой бросившись в веселье дружеской посиделки. Поэтому она не сразу заметила, как котенок, заскучав под столом, вылез на балкон и забрался на перила. Лишь повинуясь зову интуиции, Кэт рассеянно поискала его взглядом, и, найдя, в ужасе вскочила из-за стола.

— Вот засранец!! — вскрикнула она и ринулась к нему.

Котенок тем временем неуклюже шагал по перилам, явно гордясь собой. Вот только стоило Кэт перескочить балконный порог, как Шкет тут же сорвался вниз с шестого этажа. Сердце девушки екнуло, дыхание перехватило, вопль замер на губах. Она подбежала к перилам и, едва ли веря в такую удачу, увидела, кто котенок зацепился коготками за длинную ковровую дорожку, которая тянулась с ее балкона. Трясущимися руками Кэт схватила своего питомца, и через мгновение уже прижимала перепуганного Шкета к своей груди. От пережитого ужаса и радости чудесного спасения она забыла обо всем на свете и лишь через пару минут сообразила, что у нее никогда не было никакой ковровой дорожки.

— Художник! — просияла девушка от радостной догадки. — Он пришел!

Своего возлюбленного она не видела уже несколько дней, и этот загадочный абонент был вне зоны доступа сети. Поэтому, истерзанная такой долгой разлукой, Кэт, как на крыльях, метнулась к двери. Но открыв ее, никого не увидела. Торопливо крикнув своим гостям: «Я сейчас!», она невпопад засунула ноги в разные ботинки, притом еще и не свои, и выскочила за дверь.

И обомлела, увидев, что стены подъезда превратились в живые картины. Они словно пытались что-то рассказать через всплывающие символы и зашифрованные письмена. По углам были разбросаны звезды. Переливающиеся цвета струились по ступеням вниз пестрым водопадом. Кэт бежала по ним, касаясь стен и ощущая аромат луговых трав.

Лестничные пролеты казались ей вечностью.

— Где ты, Художник? Где ты? — нетерпеливо повторяла она. И, наконец, почувствовала, как ее, мчащуюся без оглядки, подхватили его руки. Он как будто поймал ее на лету. — Почему так долго? Не отпускай меня больше.

Она прижалась к нему, доверчиво уткнувшись лицом в грудь, и почувствовала, как Художник улыбнулся. Он молчал и бережно гладил ее волосы, на которых рассыпался блеск.

— Спасибо, что спас Шкета, — наконец мурлыкнула Кэт, поднимая глаза.

— Спасибо, что спасаешь всех нас, — так же тихо и ласково прошептал он.

И девушка убедилась, что он знает все и о сделанном ей выборе и о ее будущем. Хотелось расспросить его, может ли он увидеть, как скоро она превратится в Тень, много ли успеет сделать, что будет ждать ее там, за гранью привычной реальности… Но так страшно было развеивать этим разговором окружавшую ее уютную повседневность с дружеским весельем и ласковыми объятиями любимого человека.

— Может, зайдешь? У нас там веселье, — вкрадчиво спросила она, поднимая глаза на Художника.

Не дожидаясь ответа, девушка потянула своего волшебника наверх по ступеням, с тревогой ожидая отказа. Ведь он всегда старался встречаться со своей возлюбленной наедине, сторонясь любых компаний. Но Художник неожиданно легко согласился:

— А почему бы и нет?

Они поднялись на два этажа выше. В квартире меж тем веселье было в самом разгаре: музыканты оживленно планировали свое звездное будущее.

— Знакомьтесь, ребята! — провозгласила Кэт, сияя от счастья, и все мгновенно притихли, обернувшись к ней. — Это – Художник!

…В легких, еще не успевших сгуститься сумерках вся компания высыпала на улицу с гитарами. Это была своего рода традиция: теплыми вечерами друзья пели на своей пустынной детской площадке песни, оживляя тихие местные дворы слаженным пением и затейливыми мелодиями.

— Сейчас мы покажем тебе наше тайное место для важных встреч! — с шутливой торжественностью провозгласила Художнику Кэт. — Эта старая беседка — наш второй дом и наш штаб.

— Вообще-то тайное место должно быть скрыто от посторонних глаз, — мягко заметил Художник с улыбкой.

— Да оно, считай, скрыто: там все равно никогда никого не бывает, — махнула рукой Кэт. — Тихо, пусто и вполне себе таинственно…

— В самом деле? — усмехнулся Художник и с озорной усмешкой кивнул на детскую площадку.

По ней с шумом носились дети, гоняя футбольный мяч. Старые фонари уже начали просыпаться, разгоняя фиолетовый сумрак своим скупым светом, но ребятню ничуть не смущало позднее время и осенняя прохлада. Их азартные и восторженные возгласы рассыпались над площадкой чище и звонче любой музыки.

— Нам теперь нет места на этом острове, ставшем вдруг обитаемым… — пробормотал Большой.

— Да просто мы уже переросли эту детскую площадку! — с гордостью констатировал Эл.

— Не по статусу теперь, рок-звезда? — с усмешкой ткнул его в бок локтем Эрик.

Эл с картинной величавостью вздернул нос.

Кэт слушала их, улыбаясь сквозь слезы.

Ее город оживал на глазах.  

_ _ _ _ _

⇐ Вега. Глава 4

Вега. Глава 6 ⇒

Вега. Глава 4

Вообще Кэт не боялась выступать. Но каждый раз за несколько минут до выхода на сцену ее  начинала терзать волнительная дрожь. В этом волнении, как в терпком алкогольном коктейле, смешивались предвкушение и азарт, чувство ответственности перед группой и перед слушателями, банальное опасение забыть слова и глобальное опасение оказаться непонятыми публикой…

Но сегодня вместо привычного легкого волнения Кэт раздирала на части буря эмоций. От сдавливающей грудь тревоги было трудно дышать, а растерянность буквально сковывала тяжелыми цепями, не давая шевельнуться. Девушка постаралась как можно вальяжнее прислониться к стене и уткнулась в свою тетрадь, делая вид, что повторяет тексты новых песен. На самом деле со стороны казалось, что устало ссутулившаяся солистка привалилась к стенке, чтобы не упасть в обморок, и загородилась тетрадкой от всего мира.  

— Кэт, ты бледная до прозрачности? — Встревоженный голос Эла на минуту вернул ее из задумчивой прострации.  — Плохо себя чувствуешь?

Девушка заметила, как друг без остановки щелкает медиатором: верный признак того, что Эл тоже нервничает.

— Нет-нет, все в порядке, — вяло отозвалась Кэт. — Просто волнуюсь немножко: все-таки наш первый сольник…

Не говорить же другу, что сейчас, именно в эту минуту, в тихой и тесной гримерке концертного зала решается ее, Кэт, судьба. Сейчас настал момент для принятия самого главного решения в ее жизни, и времени оставалось все меньше.

Десяток шагов до сцены или десяток шагов до выхода из здания концертного зала — и все будет решено. Всего десяток шагов — и такой разный результат. Такие кардинальные перемены в жизни. Такие глобальные последствия. 

О них девушка узнала из книги Писателя.  

Кэт стало уже совершенно ясно, что книга была написана о ней. Слишком точно были расписаны подробности о ее прошлом. Слишком узнаваемо на страницах романа было описано ее настоящее. Слишком пугающим было будущее. Точнее, одно из возможных будущих…

Неизвестно, откуда Писатель знал все это, но Кэт без сомнения верила в его предсказания.

Если сейчас она выйдет на сцену вместе со своей группой, то ни в какой другой город она уже не поедет. «Вегу» заметит столичный продюсер, предложит контракт, поможет с записью альбома и устроит им масштабный гастрольный тур. Кэт продолжит «вести людей к свету», «лечить своими песнями», как говорили Художник и Писатель. Будет делать их счастливыми, как всегда мечтала. А потом просто исчезнет. Станет Тенью, выполнив свою миссию.

Кэт содрогнулась при мысли об этом: становиться бесплотным духом было страшно. Неизвестно, что ждет ее там, по ту сторону реального мира. А реальный мир так не хотелось оставлять…

Впрочем, оставался еще один вариант: отменить концерт и уйти. Завтра дать согласие компании-работодателю, уехать в другой город и забыть о музыке навсегда. «Vega», разумеется, распадется без Кэт, не желая искать замену своему лидеру и вдохновительнице. И у всех начнется обычная, «взрослая», серьезная жизнь, скучная и деловая, без дурачеств и приключений с друзьями, без ярких эмоций и великих миссий. Все будет благопристойно и благополучно, но «без огонька». Этой бытовой серости Кэт всегда боялась.

И сейчас, сжавшись в углу гримерки, она вдруг поняла, что боится этой серости больше, чем перспективы стать Тенью. А еще она вдруг почувствовала себя неблагодарной трусихой. Небеса наделили ее особым даром исцелять души, мечта делать людей счастливыми исполнилась — и теперь Кэт размышляла, не отказаться ли от этого подарка…

Стало стыдно. «Если бы все герои думали только о себе, где бы сейчас был этот мир?» — подумала Кэт и горько усмехнулась. «Тень — так Тень. Только можно я в утешение себе буду считать себя немножко супергероем?»

— Да, — раздался рядом голос Большого.

— Что?? — изумленно переспросила Кэт, мгновенно возвращаясь из своих тяжких размышлений в реальность.

— Эл спросил, не «25 кадр» ли там, на сцене сейчас, — пояснил Большой. — Я ответил: да, они.

— О, люблю этих ребят! — воспрянула девушка, на минуту забыв о своей дилемме, и подошла поближе к кулисам, чтобы лучше видеть и слышать выступающих.

Кэт слушала группу «25 кадр» с самого момента их основания. Лучше них о чувствах никто не мог спеть, что бы там Писатель не говорил. На любовь они смотрели и со стороны ножа, и со стороны счастья и радости.

«…Ты можешь меня разбить –

Слова, как удар молота.

Ты можешь меня убить –

Молчанием на вес золота.

Ты можешь просто забыть –

В кровь разрывая надежду,

Ты не способна любить –

Ты просто снимаешь одежду…»

Глядя на неистовый драйв, царящий на сцене, на самозабвенный музыкальный экстаз слушателей, Кэт в очередной раз подумала, что просто не может от всего этого отказаться. Музыка стала частью ее, без нее Кэт уже просто не сможет быть собой. Все равно станет тенью — пусть в переносном смысле, но результат будет практически идентичным.

Поэтому свой синтезатор она брала в руки уже без колебаний. Она знала, в какую сторону будут сделаны ее следующие десять шагов.

Кэт скользнула взглядом по участникам своей группы и отчетливо увидела, что они тоже не находят себе места от волнения. Будто чувствуют всю подлинную важность момента, который станет переломным. Эрик что-то быстро и нервно объяснял Большому, сжимая в зубах сигарету. Он вообще курил мало, только когда был повод. Эл все щелкал медиатором, исподволь с тревогой наблюдая за Кэт. Больше всех них волновался Большой: он считал шаги от занавеса до скамьи, едва ли слушая, о чем распинается Эрик, и постоянно отвечал невпопад. В эту секунду Кэт вдруг с новой силой ощутила, как дороги ей эти парни, и перспектива переезда и разлуки с ними показалась ей и вовсе чудовищной.

В гримерку вернулся «25 кадр».

— Молодцы! — Эл с искренним восторгом пожал руки музыкантам.

— Спасибо. Публика сегодня — огонь, — воодушевленно отозвались те. — Теперь они ваши, ребята. Удачи!

Зал гудел: народ хорошо разогрелся. Как только музыканты вышли на сцену, где-то в правом крыле, возле сцены, послышались воодушевленные возгласы. Поначалу беспорядочные, спустя несколько секунд они слились в унисон:

— «Ве-га»!, «Ве-га»! «Ве-га»!

В этот момент Эл и Эрик уже поправляли гитарные ремни и подключали шнуры. Раздался бой барабанов. «Значит, и Большой готов», — подумала Кэт и постаралась настроиться на выступление, на время забыв о Книге и своем напророченном Писателем будущем.

И сделала те самые судьбоносные десять шагов из-за кулис на сцену. Еще можно было произнести в микрофон извинения и отменить концерт, пока не зазвучали первые аккорды. Но Кэт быстро установила на сцене свой синтезатор, уверенно развернулась к Большому и кивнула.

И бодрая барабанная дробь возвестила начало первой композиции.

Вот теперь все было решено. Назад пути не было.   

— Давай, Музыкант! Кэт, жги! Мы тебя любим! — Взметнулись над разрозненным гулом знакомые голоса. 

Кэт с изумлением узнала в толпе Леху, Гарика, свою нерадивую подружку. Поодаль, в стороне от скопления народа стоял Художник. Кэт могла поклясться, что и Писатель был здесь. Он ведь обещал прийти. А своих обещаний он никогда не нарушал…  

 «…Закроются окна, закроются двери.

Захочется выйти, но нам не поверят.

Замки бесконечного черного ада.

Мы жили в крови и были так рады…»

Толпа жадно глотала каждое ее слово. Люди тянулись к Кэт, и она наделяла их силой, открывала им простые истины, напоминала о важном и позабытом, вела их к свету. Как ей и мечталось.

«…Сгоревшей душе, потерянной чести,

Невидящих глаз, жаждущих мести.

Мы загнаны в угол, как дикие звери,

Когтями порвали последнюю веру…»

Концертный зал превратился в сказочный лес. Стены зала обвивали лианы и цветы. Грифы на гитарах Эла и Эрика покрылись светло-зеленым мхом, который тянулся до самого пола. По сцене расстилался туман, над которым, словно причудливые пни, возвышалась барабанная установка. Кэт увидела себя где-то высоко, среди бесконечности, переливающейся разными цветами: розовым, синим и еще десятками невиданных оттенков.

Художник смело мешал цвета с образами. Он открывал людям души, давая вырваться эмоциям сотен сердец. Люди наконец-то готовы были слушать и слышать. Сейчас они и сами рождали свет.

А потом пришло время новой композиции. Лишь теперь Кэт поняла, что написала песню о Тенях. Написала, не осознав, и лишь теперь смогла прочувствовать ее до конца.

«Так мало держит в этом мире. Сквозь ладонь

Мне капли гладят по лицу и пропадают.

В коробке спичек, где когда-то был огонь,

Вселилась сырость, нежданно заползая.

Отпусти меня, я больше не могу.

Полосы руки сливаются в узор.

Рвется изнутри тяжелая тоска,

Все мои слова расстреляв в упор.

Я просто стану ветром в этом странном мире,

Который убегает, не смотря назад.

Он, может, всех согрел бы здесь теплом и светом,

Да сам давно уже на все закрыл глаза.

В темноте шаги, мыслей пустота,

Чувства и мечты на листе бумаги.

Я кричу в ночи странные слова,

И за ними вслед тихо исчезаю».

Кэт закрыла глаза, и чувствовала, что каждое слово — шаг по струне, натянутой над бездной. По ней она на цыпочках слово за словом приближалась к своей судьбе, оставляя за спиной привычный и понятный мир. Песня звучала, разливаясь по ткани реальности то ли заклинанием, то ли приговором. Не вернуться назад.

Но и бездне ее не взять! Там впереди что-то иное, что-то светлое и важное. Почти такое же важное, как восторженное сияние в обращенных на нее глазах слушателей.

И шаги вперед по тонкой струне становились все увереннее. Голос Кэт крепчал, крепчала и музыка.  Клавишная капель на мгновение стихла, а затем гитары и барабаны взорвались шквалом звуков и эмоций. Казалось, они сметут солистку со сцены своей силой и напором.

Девушка и сама вздрогнула — она напрочь забыла об этом музыкальном переходе, увлеченная своими полумистическими переживаниями.  По позвоночнику колким инеем стремительно пробежал испуганный и восторженный холодок, а в следующую секунду за спиной словно распахнулись огромные сильные крылья. И Кэт улыбнулась счастливо и безмятежно — как человек, отринувший прочь терзавшие до сих пор сомнения и тревоги. 

Только безмолвная, но отчетливо ощутимая поддержка Художника помогла ей допеть песню, не запнувшись и не разрыдавшись. И сразу же следом, не дожидаясь, когда смолкнет ликующий шквал аплодисментов, Кэт жизнерадостно крикнула название следующего хита:

— Нет войне!

Эти слова подхватил весь зал. И даже когда группа покинула сцену, поклонившись и поблагодарив за теплый прием, толпа не успокаивалась и еще долго скандировала:

— «Ве-га»!, «Ве-га»! «Ве-га»!

_ _ _ _ _

⇐ Вега. Глава 3

Вега. Глава 5 ⇒

Вега. Глава 3

Тишина. В квартире Кэт почти всегда царила тишина. Изредка ее нарушал лишь гитарный перебор или мурлыканье Шкета. Этот комок шерсти все время умудрялся во что-нибудь вляпаться. Например, сегодня он зацепился когтями за занавеску и чуть не сорвал ее с гардины.

— Что, не нравится, балбес? — назидательно произнесла Кэт, освобождая котенка из плена. — Все, свободен. Чеши отсюда.

Раздался телефонный звонок. Это был Эрик.

— Привет! Напоминаю: сегодня репетиция в четыре, я договорился, нам дают репбазу два дня подряд по три часа — с четырех до семи. Я Большого с Элом предупредил. Не зря ты про него в газетной статье упомянула — он теперь как заново штопаный!

— Круто! — обрадовалась Кэт, в очередной раз убедившись, сколько сил может быть в добром слове, сказанном правильно и уместно. — Хорошо, на репетицию прибуду без опозданий.

— Тогда до вечера!

Кэт усмехнулась, увидев высветившееся на дисплее время разговора: меньше минуты — Эрик  никогда не любил долгих телефонных разговоров. Все четко и по делу.

— Вот так же четко и мне надо быть сегодня на репбазе, — поделилась своими размышлениями со Шкетом Кэт, торопливо натягивая джинсы и выбирая из гардероба футболку. — Я так уверенно пообещала не опаздывать, а ведь мне еще к Писателю надо успеть.

Через несколько минут она уже словно ветер мчалась по лестничным пролетам вниз. Лифт она принципиально игнорировала, стараясь наполнить свою жизнь движением по максимуму.

Троллейбус пришел как раз вовремя: распахнул свои двери ровно тогда, когда Кэт примчалась на остановку.

«Ну, жми, рогатый, изо всех сил жми!» — взывала про себя девушка, практически на бегу впрыгнув внутрь.

И тут же услышала рядом голос:

— Привет, Музыкант.

«О, черт, только его не хватало!» — вздохнула Кэт, оборачиваясь и узнавая в попутчике одноклассника.

— Узнала, нет?

— Как тебя не узнать-то? — Кэт выдавила из себя улыбку.

Общаться с давним знакомым не хотелось, тем более что дружеские отношения в школе у них не складывались. Он частенько доставал Кэт, а после и вовсе стал гопником, связавшись с какими-то отморозками. Но Кэт вспомнила слова Художника о людях, тянущихся к свету, и все же не стала неучтиво обрывать беседу. Через несколько минут она не без удивления поняла, что разговаривать с бывшим одноклассником стало по-настоящему интересно. К тому же, он явно пересмотрел свои взгляды на жизнь, но как раз это девушку уже перестало удивлять в окружающих.   

Кэт безрезультатно стучала в дверь Писателя уже больше пяти  минут. Старательно прислушивалась к тишине в глубине квартиры, но расслышать хоть какие-то звуки за дверью мешал шум с улицы. Сегодня она отчего-то была небывало оживленной: то и дело проезжали машины, сновали мимо шумно общающиеся прохожие.

— Ну, что же он там? Совсем обкурился? — разнервничалась девушка и в сердцах толкнула дверь.

Она оказалась не запертой.

— Писатель никогда не забывает закрывать дверь… — встревожено прошептала Кэт и метнулась в квартиру.

Здесь было тихо, пусто и как всегда пахло травкой.

— Алло, Писатель? — позвала гостья, но ответа не было. — Куда он подевался?

Кэт подошла к столу, увидела в пепельнице дымящийся недокуренный косячок. «Как будто ушел совсем недавно…» — подумала девушка и словно в полусне протянула руку к пепельнице. Рассеянно затянулась, тут же закашлялась и мгновенно пришла в себя:

 – Как эту дрянь можно курить? Гадость! – возмутилась она, стряхивая с себя остатки задумчивости.

И как будто только сейчас она увидела стопку листов с напечатанным текстом, лежащую посередине стола. На самой первой странице была лишь одна надпись: «Закрыть глаза – увидеть свет».

Кэт не покидало ощущение, что в квартире есть еще кто-то, кроме нее. Более того, она была уверена, что это сам Писатель — но увидеть его не могла. Лишь на мгновение ей, словно в полусне, показалось, что его ладонь коснулась ее щеки, но через секунду видение исчезло.

— Писа-а-ате-е-ель, — на всякий случай еще раз тихонько, почти нараспев, как заклинание, произнесла Кэт, но ответом по-прежнему была тишина.

Девушка вздохнула, взяла со стола стопку распечатанных листов и направилась к выходу. Про тетрадь своих стихов она вспомнила лишь на лестничной клетке — пришлось возвращаться. Тетрадь лежала здесь же, на столе, но Кэт заметила ее только сейчас, будто до этого всем ее вниманием полностью завладела распечатка романа Писателя.

Репетиция прошла очень продуктивно, новую песню коллеги по сцене встретили на ура. Встреча с друзьями и музыка развеяли сгущавшиеся тревоги девушки, и она на три часа растворилась в творчестве и общении с друзьями, забыв обо всем.

Дома ее ждал соскучившийся Шкет, которому всегда удавалось разогнать любые мрачные мысли своей бесхитростной любовью к хозяйке. В этот раз котенок встречал девушку так оживленно, будто ему было, что рассказать.

Переодеться, покормить Шкета, принять душ, наскоро поужинать… До книги Кэт добралась только через часа два.

Писатель был прав: произведение получилось действительно грандиозным. Чтение захватило с первой страницы. Здесь не делили героев на плохих и хороших, на злых или добрых. Здесь люди были такими, какие они есть — со всеми их темными и светлыми сторонами. И среди них была девушка, которая видела больше остальных и помогала увидеть и понять этот мир другим.

Сколько бы ни разубеждала себя Кэт, она не могла не признать очевидного: у нее и у главной героини было поразительно много общего. Более того, в своей книге Писатель подробно изложил все, что произошло с Кэт за последние несколько недель. Тех недель, в которые они не виделись, не созванивались и даже не обменивались смс-сообщениями. Он не мог знать ничего обо всех этих мельчайших подробностях…

Но он знал.

—  Ничего себе, Писатель! — не удержалась от возгласа Кэт. — Частенько ты меня удивляешь, но не до такой же степени!

Раздался звонок в дверь, и девушка, бросив все, рванула к ней, чувствуя присутствие своего самого близкого человека. Человека ли?..

— Привет, Художник! — отбросив церемонии, Кэт кинулась к нему с небывало пылкими объятиями.

— Привет, солнце. — Он тоже прижал ее к себе крепче обычного, понимая, что сейчас будет нелегко. Зная ответ наперед, все же спросил: — Что у тебя нового?

— Я сегодня ездила к Писателю за книгой, и не застала его дома. Представляешь? Дверь открыта, а его нет… — начала рассказывать Кэт, увлекая Художника за руку в глубину комнаты.

Но тот прервал ее рассказ короткой, емкой репликой:

— Он просто ушел.

— В смысле? Куда ушел? — Кэт остановилась, не отпуская его руки, пытливо заглянула в добрые и печальные глаза, отливающие изумрудной зелеьню. Растерянно начала ворчать: — Почему он меня не предупредил? Даже дверь не закрыл! Это где же видано, чтобы…

— Глупышка… Моя маленькая девочка… — тихо-тихо произнес Художник, и этих нежных, едва слышных слов оказалось достаточно, чтобы перебить ее возмущенное ворчание. — Писатель стал Тенью. Теперь он — Тень.

Глаза Кэт изумленно распахнулись, но она молча продолжала взирать на Художника с надеждой и немой мольбой: «Скажи, что это не так! Шутка, недоразумение, неправда…»

Однако тот не произнес больше ни слова, и лишь успокаивающе гладил ее по голове. Пытался приободрить ее ласковой улыбкой, но сейчас этот бесхитростный прием оказался бессилен.

— Но почему он? — в ужасе воскликнула Кэт, наконец выходя из своего оцепенения.

И тут же голос ее задрожал, а с ресниц закапали частые слезы. Художник поспешно прижал девушку к себе, словно хотел забрать всю ее боль. Но и здесь он ничего не мог поделать: это горе Кэт предстояло победить самой.

— Почему он? Как же так? — всхлипывая, повторяла она с отчаянием. — Он же толком еще ничего не успел сделать! Он же просто писал! Почему Тень? Ну, сделай же что-нибудь!..

— Если бы я мог, солнце. Ты же знаешь, я всего лишь художник, — с горечью покачал головой он. —  Я не могу его вернуть. Писатель выполнил свою миссию: он создал Книгу. И ушел потому, что сам та решил.

Кэт не произнесла больше ни слова. Молчал и Художник. Они долго сидели, не включая в комнате ламп, и слушали тишину. По стенам комнаты разливался живой, пульсирующий темно-синий свет, к которому изредка добавлялся фиолетовый оттенок. На этом переливчатом фоне щедрой рукой Художника были разбросаны мерцающие точки звезд.

Стены как будто манили в мир прошлого, отражая воспоминания Кэт о том, кого она потеряла.  Эти картины старательно рисовал Художник: его кистью были грусть и сострадание, а красками — яркая память Кэт, которую она так легко и доверчиво открыла своему чародею. Сначала он боялся, что эти воспоминания причинят девушке боль, но коснувшись ее души, понял, что сейчас они были необходимы, как лекарство. И Художник старался изо всех сил.

Она устала раньше него. Почувствовав изнеможение Кэт, Художник закрыл глаза, и фиолетовое небо со стен потянулось на улицу через стекла незашторенных окон. Девушка отрешенно наблюдала за тем, как город застилал туман, через который пробивался мерцающий свет звезд. Художник коснулся ее губ, и она увидела свое и его отражение на стенах города — как напоминание о настоящем, к которому непременно нужно возвращаться из прошлого.

— Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой, — услышала она его мысли.

И оба растворились в фиолетовой дымке, окутавшей улицы.

_ _ _ _ _

⇐ Вега. Глава 2

Вега. Глава 4 ⇒

Вега. Глава 2

Позднее утро понедельника выдалось куда более сонным, нежели воскресное. Ночные прогулки давали о себе знать, туманя разум, поэтому Кэт собиралась на работу, так толком и не проснувшись. Даже солнце сегодня казалось вялым: его свет едва сочился через сгустившиеся облака. Зато ветер был не по-осеннему теплым и ласковым.

Шкет, как мог, старался помогать хозяйке взбодриться. Поэтому пока Кэт стояла у зеркала, рассеянно нанося на лицо легкий и неброский макияж, котенок старательно впился маленькими зубками в ее лодыжку.

— Шкет! Ну, ты гаденыш! — возмутилась она, схватив котенка на руки. Остатки сна как рукой сняло. – Есть, что ли, хочешь? Меня пытаешься сожрать?

Через пару минуту котенок уже уткнулся в наполненную кормом миску. Глядя на лоснящуюся шерстку и довольную мордочку этого пушистого озорника, уже трудно было поверить, что еще месяц назад он был дворовым бродягой. И если бы волей случая перепуганный и ободранный местными котами, он не оказался у двери Кэт, неизвестно, какая судьба ждала бы малыша. 

— Ну, и все, теперь без возражений: сам себе хозяйку выбрал, — любила напоминать ему девушка, когда Шкет заслуживал очередной нагоняй.

Раздался звонок в дверь. На пороге стояла тетя Маша — олицетворение домовитой женщины, которая, казалось, сошла со страниц детских книжек. Тех, где заботливых бабушек рисуют в неизменных передниках, массивных очках и с морщинками в уголках добрых глаз.    

— Привет, соседка! – поздоровалась она, едва Кэт открыла перед ней дверь и посторонилась, пропуская гостью в квартиру:

— Заходите, теть Маш.

— Как утро доброе? — жизнерадостно спросила та, проходя на кухню.

— Да ничего…

— А чувствуешь себя как? Ты что-то бледненькая. — Мария Ивановна внимательнее вгляделась в удивленно вытянутое лицо собеседницы.

«Опять эта странная бледность… Неужели, так в глаза бросается?..» — растерялась Кэт, но виду постаралась не подавать и беззаботно улыбнулась:

— Прекрасно себя чувствую… Просто… не проснулась еще толком, — и поспешила перевести разговор: — Да вы садитесь, сейчас чаю с вами попьем.

— Ты слышала? Гарик с седьмого этажа не пьет больше, — принялась делиться новостями тетя Маша, присаживаясь за стол. — Со мной рассчитался, все долги вернул. Сказал, что на заводе работает теперь.

— Да, слышала. Точнее, видела, — кивнула Кэт, ставя чайник и доставая из шкафчика вазочку с конфетами. — Вчера мириться подходил.

— Пятый год ведь не просыхал, бывает же такое…

Тетя Маша была местным новостным дайджестом во плоти: она знала почти все и почти обо всех. Создавалось ощущение, что все информационные потоки проходили через нее. А еще добрее нее в этом сумасшедшем доме никого не было.

— Кстати, я что зашла-то? — спохватилась тетя Маша. — К тебе вчера ребята дворовые приходили.

— И что им надо было? – мгновенно напрягшись, спросила Кэт, зная, что дворовые просто так не приходят.

— Лешка сказал, что с миром. — Соседка протянула листок бумаги. – Вот, еще  номер телефона оставил. Сказал, чтобы ты позвонила, если не затруднит.

Кэт не любила эти визиты: в последний раз, когда приходила эта шпана, гитару пришлось собирать буквально по частям. Зато Леха ушел со здоровенной шишкой на макушке. Даже не ушел, а практически скатился по лестнице.  Иногда разница взглядов и мировоззрений может привести к настоящей войне, если никто не хочет уступать. А Кэт уступать не привыкла…

— Спасибо вам, теть Маш, — несколько секунд поколебавшись, Кэт все же взяла бумажку с номером Лехиного мобильника.

— Пустяки, дело-то соседское. — махнула рукой Мария Ивановна. А допив чай за непринужденной беседой, быстро засобиралась домой: — Ну, я пойду, а то варенье надо доваривать. Вечером обязательно зайди, я тебе баночку дам. По фирменному рецепту, как обычно.

— Хорошо. И вы, если что-нибудь надо будет, заходите, — улыбнулась Кэт, закрывая за соседкой дверь.

— Чего они приперлись? Зачем я Лехе нужна? — терялась она в догадках, но звонить все равно не собиралась. – Вроде мы не кусались давно, да и вообще уже долгое время не виделись…

Отбросив эти бесполезные размышления, Кэт продолжила сборы на работу. А вечером неожиданно, словно по чьей-то подсказке или напоминанию, решила съездить к своему старому другу-писателю, с которым давно не виделась.

Остановка в утренний час пик была заполнена людьми. Кэт дымила сигаретой в сторонке и непроизвольно слушала случайные чужие разговоры о работе, начальниках, семье и насущных  проблемах. Дым сигареты подхватывал ветерок и игриво развеивал его в воздухе причудливым витым узором.

— Привет, Музыкант, — неожиданно раздался рядом знакомый голос,  и через несколько секунд девушка почувствовала, как на ее плечо ложится чья-то ладонь.

Это был Леха. Легок на помине.

— Здорово, — не очень приветливо поздоровалась Кэт, давая понять, что видеть его она не хочет.

Леха верно истолковал ее выразительный взгляд и поспешно убрал руку, но отступать не собирался.

— Да я тут… типа… мириться пришел, — неуверенно начал он. Поняв, что Кэт его слушает и не прогоняет, продолжил уже бодрее: —  Мне тут пацаны гитару подогнали: такую, нормальную, почти за так. Мне кажется, тебе она нужнее будет. Да и мне все равно медведь на ухо наступил. Денег не надо, сразу говорю. Я же не прав был, вину хочу свою загладить.

— Что это на тебя нашло? — Кэт позволила себе миролюбиво улыбнуться, от чего Леха и вовсе засмущался. — Молодой человек, кто вы, и куда дели моего знакомого разгильдяя Леху?

— Да хорош подкалывать, я же серьезно! — Недавний разгильдяй надулся, как маленький ребенок, отчего умиленная Кэт едва не рассмеялась. — А гитару я тебе, даже если откажешься, все равно занесу. Или тете Маше оставлю.

— Ну, занеси, — согласилась Кэт. — А то моя уже битая вся. Она свое отыграла. Да и отвоевала тоже.

Они рассмеялись и одновременно ощутили, как потеплело на душе от этого смеха в унисон.

— А еще я своих предупредил, чтобы ваших не трогали. Так что теперь ходите спокойно, где вздумается, — совсем приободрившись, сообщил Леха.

Кэт кивнула — то ли в благодарность, то ли просто принимая это как должное. Лехе это было уже неважно — он весь светился радостью от своих добрых дел, и это было лучшей наградой для них обоих.

К остановке подъехал автобус, и Кэт торопливо бросила недокуренную сигарету в урну, направившись к распахнувшимся дверям.

— Мне пора. Счастливо! — махнула она ему рукой, легко вспрыгивая на ступени автобуса.

— Удачи, Музыкант! — крикнул ей вслед Леха и неспешной походкой довольного жизнью гуляки направился в сторону своего двора.

«Да, бывает же такое: сегодня ты волк, а завтра – зайчик» — с усмешкой покачала головой Кэт.

 За окном автобуса побежали столбы, деревья и высотки. Резиновая улица стала растягиваться.

Писатель жил на окраине города, практически в самой его глуши. Он не любил суеты и шума, поэтому поселился там, где тихо в любое время года. Прохожих на местных тротуарах было крайне мало, машин на местных дорогах — еще меньше. Кэт же, наоборот, любила кипучую жизнь со всей ее суетой и гамом, поэтому в здешней замершей тиши ей было не по себе. Словно вся улица была одной огромной декорацией для заброшенного и забытого самим режиссером спектакля. Словно время здесь остановилось или его не было вовсе.

Писатель был повелителем своей вселенной. Побывать у него в гостях — все равно, что оказаться в параллельной реальности. Сюда не проникала суета и тревоги внешнего мира, все переживания оставались за порогом. И если там, снаружи, времени не было вовсе, то это лишь потому, что все оно находилось здесь. Прошлое жило в фотоснимках и дневниковых записях, настоящее обитало в чашках ароматного чая и приятных разговорах, будущее царило в мечтах и творческих планах. Кэт ничего не знала ни о прошлом Писателя, ни о его нынешних бытовых делах — друг никогда не делился этим с гостями. Он делился с ними только уютом, творчеством и размышлениями. Делился своим понимающим, участливым взглядом, когда нужно было излить душу. Делился советами, когда друзья просили его об этом…    

— Давненько я не заглядывала к этому чудику, полгода, наверное, — с ласковой улыбкой подумала девушка, заходя в подъезд старого, но чистого дома, и с предвкушением постучала в дверь.

Через минуту она отворилась, и Писатель предстал перед гостьей со своей фирменной неуловимой благодушной полуулыбкой на тонких губах. Он ничуть не изменился за это время. Все также аккуратно спускались на плечи русые волосы, открывая высокий лоб. Все так же до мурашек проницательно смотрели удивительные глаза. Из-за опущенных внешних уголков они могли бы показаться грустными, но лукавый прищур легко прятал эту грусть. И не было в мире Кэт ничего выразительнее, чем густые брови Писателя. Одним их движением он мог высказаться красноречивее, нежели десятком слов.

Одевался он все так же — бесхитростно и аккуратно: потертые джинсы и непременная клетчатая рубашка смотрелись на нем по-особенному уютно, даже умиротворяюще. И в ту же секунду Кэт показалось, что не было никакого полугода: будто они с Писателем виделись совсем недавно. Или даже вовсе не расставались. Так бывало всегда, при любой их встрече.

Да и сам Писатель не выглядел удивленным ее внезапным визитом  после стольких недель отсутствия. Хотя для проформы все же произнес с шутливым упреком:

— Привет, блудня! Что, дорогу сюда забыла, а нынче внезапно вспомнила?

— Здорово, Писатель, — виновато опустила глаза Кэт, будто не решаясь переступить порог. — Извини, как-то так получилось…

Писатель улыбнулся еще шире, вместо ответа приобнял ее за плечи и легонько подтолкнул в квартиру.

Жилище Писателя было таким же необычным, как и он сам. Оно походило скорее на какой-то клуб. Повсюду вместо обоев были развешаны плакаты старых, малоизвестных групп со странными названиями: «Резиновый мир», «Голубые рапсодии». Среди них знакомым было только одно, и не оттого, что группа была более современной: это был большой плакат «Vega», распечатанный на компьютере. Потолок был заклеен дисками, поэтому комната была наполнена светом и неуловимыми цветными бликами. А еще здесь было неплохо накурено — и отнюдь не сигаретами.

— Травкой балуешься? — прищурившись, с хитринкой в голосе спросила Кэт, хотя ответ ей был не так уж и важен. Она и так прекрасно знала, что он периодически курит марихуану.

— А какой писатель ей не балуется? — усмехнулся тот, но мгновение спустя его лицо стало серьезным. — У тебя есть новые песни, Музыкант?

— Есть! — воодушевленно отозвалась Кэт и достала из рюкзака тетрадь, которую вчера вернул ей Художник. — Здесь парочка давних вещей и одна совсем новая. Буквально сегодня закончила ее.

Это была одна из целей ее визита. Девушка всегда ездила к другу не только пообщаться обо всем на свете, но и показать новые песни и почитать его книги.

Писатель взял тетрадь, но не торопился читать — положил на стол и начал что-то искать в одном из своих ящиков.

— А ты что-нибудь пишешь? — спросила Кэт, усаживаясь в кресло напротив него.

— Я написал то, к чему шел все это время. – Глаза Писателя загорелись. — Как будто все, что я написал раньше, всего лишь хаотичные слова на бумаге. Это — новое! Даже книгой назвать нельзя. Я сам еще не понял, что это такое.

— Надеюсь, я буду первым критиком. — Кэт произнесла это с полушутливым пафосом, деловито приосанившись от осознания важности своей персоны.

Но писатель ответил неожиданно серьезно и веско:

— Конечно, Музыкант. Ты будешь первым читателем.

Он все еще искал рукопись в ящиках стола, будто до этого так тщательно прятал ее, что сейчас и сам не мог найти. Кэт едва ли могла помочь в этих поисках, поэтому просто в вольготной задумчивости оглядывалась по сторонам, ждала и развлекала их обоих беседой:

— Писатель, я так понимаю, тебе группа «25 кадр» не понравилась? Не вижу их плаката на твоих стенах. А у них же тоже хорошие песни…

Писатель отвечал, не прерывая своего занятия:

— Понимаешь, в чем дело… Ты же знаешь этот мир. Он до невозможности запутанный, да вдобавок еще и очень эксцентричный. Но нам, творческим людям, дано видеть его со стороны, другими глазами. Мы видим больше и понимаем его лучше, чем прочие. А тебе еще и дано описать это так, чтобы остальные люди тоже все поняли. Поэтому над твоими песнями и задумываются…

— Я спросила тебя не о себе, — мягко прервала его Кэт, но щеки ее при этом польщено зарумянились. Похвала от такого человека, как Писатель, была особенно приятна. 

Писатель оставил безуспешные поиски. А может быть, вдруг передумал искать потерянное. Он развернулся к собеседнице, несколько секунд пристально смотрел в ее глаза, а затем неспешно подошел к окну.

— Я не спорю, у ребят хорошие песни. И пишут они тоже правдиво, но индивидуально. Они затрагивают проблему только так, как она коснулась их. А ты пишешь глобально, проникаешь в самый корень бед. Ты лечишь людей своими песнями.

«Недолго лечить осталось…» — со вздохом подумала Кэт, вновь подумав о своем намерении оставить музыку и заняться карьерой. Только почему-то сейчас от мысли об этом стало не по себе, словно от запланированного предательства.

Они помолчали. Кэт поднялась с кресла, подошла к другу и робко напомнила:

— Писатель, ты насчет нашего концерта в курсе?

Он глубоко вздохнул, и словно с этим вздохом сошло на нет все его непонятное, необъяснимое напряжение.

— Конечно, — мягко ответил парень, оборачиваясь к ней. — Весь город в курсе, даже наша глушь. Если успею, обязательно приду.

— В каком смысле «успеешь»? — удивилась Кэт. — Но ты ведь никогда не пропускал наши выступления. У тебя дела?

— Неважно, — он постарался улыбнуться. Улыбка получилась светлой, но грустной. — Слушай, ты завтра обязательно заедь, забери и мою книгу, и свою тетрадь. Хорошо? Я непременно все прочту сегодня вечером.

— Конечно, дружище, обязательно заеду, — ласково ответила девушка.

Она отчаянно желала развеять его непонятную печаль, но совершенно не понимая, как это сделать. Поэтому о своем возможном переезде решила пока не говорить. И еще она пугающе отчетливо поняла, что Писателю нужно побыть одному и сейчас ей лучше уйти.

— Ладно, я побегу, — чуть смущенно и растеряно пробормотала она, поднимая с пола свой рюкзак и делая пару шагов в сторону двери. Друг не остановил ее, значит, она все поняла правильно: — До завтра, Писатель.

— Ты береги себя, — промолвил он вместо прощания.

Через минуту Кэт уже перешагнула порог, и дверь за ее спиной закрылась, оставив на душе скребущее ощущение недосказанности.

В парке сегодня было тихо, даже прогуливающиеся парочки появлялись редко. Все было усеяно листьями, золотившимися под желтыми фонарями. Кэт стояла посреди аллеи и любовалась этим коллажем из листвы на асфальте, словно не в силах отвести взгляд. 

— И, правда, красиво. — На талию бережно легли ладони, прикосновения которых она узнала бы из тысячи. — Привет, солнце.

— Ты можешь угадать только мое время? — спросила она, спиной прижимаясь к нему и запрокидывая голову ему на плечо. — Или ты чувствуешь всех, Художник?

— Я чувствую время целиком, не деля на чье бы то ни было, — прошептал он. — Как там Писатель?

— В своем духе, — вздохнула Кэт. Необъяснимая тревога мгновенно заворочалась в глубине ее сердца, но девушка постаралась отвлечься от нее. — Завтра поеду к нему за книгой. Он говорит, у него получилось что-то совершенно особенное.

— Я уверен, тебя это удивит, — кивнул Художник и, помолчав, спросил: — Ты когда-нибудь видела души деревьев?

Кэт покачала головой, и молодой человек, взяв ее руку, мягко повел девушку за собой вглубь парка. Там, остановившись у группы высоких и крепких лип, Художник указал рукой вверх, на их кроны. Кэт подняла голову и обомлела: ветви старых деревьев словно были увиты цветной дымкой. Краски бегали друг за другом и постоянно сменяли друг друга. Светло-зеленый стал синим, потом из него появился желтый. В какой-то момент все обратилось в перламутровый, а затем поочередно появились оранжевый, фиолетовый, голубой… Кэт присмотрелась и заметила, что этот красочны туман вьется у каждого дерева по всему парку.

— Это ты делаешь их видимыми? — восторженно спросила Кэт, оборачиваясь к своему спутнику.

— Это примерно как и со временем, — уклончиво отозвался тот. — Трудно объяснить.

Но в Кэт проснулось неукротимое любопытство:

— То есть время ты тоже видишь? — Казалось, ее глаза, обращенные к пестрому чуду, и сами начали переливаться цветными всплесками, отражая это волшебство.

— Не совсем. Я замечаю то, чего не хватает во временном полотне. Я могу просто добавить недостающие элементы, если в них есть необходимость. Но мои возможности, к сожалению, ограничены…

— Погоди-погоди! — перебила его Кэт, распахнув глаза. — Добавляя, ты исправляешь, верно?

— Ну, в какой-то степени… можно и так сказать. — Художник отвел взгляд хитрых янтарно-желтых глаз в сторону, понимая, что вот-вот будет рассекречен. И не ошибся.

— Так вот с чем связаны все эти внезапные перемены вокруг меня! — воскликнула Кэт, по-детски подпрыгнув на месте от поразившего ее открытия. — Исправившийся хулиган Леха, бросивший пить сосед Гарик, звонок раскаявшейся в проступке подруги… Это ты все исправил!

— Нет-нет, постой, все не совсем так. — Художник, смеясь, примирительно поднял ладони вверх, пытаясь усмирить пыл разгоряченной девушки. — Я, действительно, готов сделать все возможное, чтобы твоя жизнь стала лучше. Но я не могу и не имею права менять все вокруг тебя так, как мне хочется. Я лишь предложил им всем выбор, и они его сделали — выбрали путь исправления. Это их решение — не мое. Я лишь помог им задуматься об этом.

— И все же мне надо поблагодарить тебя за это. — Кэт ласково чмокнула возлюбленного в щеку.

В ответ на это Художник нежно обнял девушку, проведя ладонью по ее взъерошенным волосам, и неожиданно серьезно сказал:

— Благодарить тебе нужно не меня. А себя.

Кэт удивленно уставилась на него. Тот пояснил:

— Ты простила их всех. Могла бы затаить обиду, возжелать мести, не прощать. Но ты прощаешь легко. Ты светлая. Поэтому и люди вокруг тянутся к свету следом за тобой. Ты будто ведешь их за собой, делая добрые дела будто мимоходом. Спасаешь всех — от бродячих котят до заблудших душ.

— Да ведь я ничего особенного не делаю! — попыталась возразить сконфуженная Кэт. — Просто живу — и все.

— Этого порой достаточно, — серьезно возразил Художник. — Достаточно пары добрых слов, элементарного участия. Достаточно твоих песен. Достаточно того, что ты просто есть — ты вдохновляешь, становишься примером.

Кэт обескураженно замолчала, чувствуя, как ее бледные щеки заливает смущенный румянец. С необъяснимым волнением, всплеснувшимся в душе, вспомнила, что сегодня уже ощущала что-то подобное — когда Писатель говорил о ее творчестве…

— Художник, ты самый загадочный из всех, кого я встречала, — доверительно призналась девушка. — Чем чаще мы с тобой видимся, тем больше вопросов у меня возникает.

— Ну, и что же ты хочешь спросить прямо сейчас? — Художник улыбнулся, как щедрый взрослый, предлагающий малышу выбрать любое угощение с витрины сладостей.

Кэт на несколько мгновений задумалась, вспоминая все свои насущные вопросы. И спросила о том, что сейчас было волнительнее всего:

— Помоги мне понять, какой выбор правильный? — едва слышно попросила она. — Ты ведь знаешь о моей дилемме? Карьера или музыка? Что сделает меня по-настоящему счастливой?

Услышать ответ было и заманчиво, и страшно одновременно.

Глаза Художника на несколько секунд словно подернулись туманом, сменили золотистую искристость на пасмурную серость. Он смотрел куда-то вдаль, но видел там не вечерние тени на парковой аллее, а будущее.

— На такие вопросы не сможет ответить никто, кроме тебя самой, солнце, — наконец произнес он. — Здесь нет правильного или неправильного выбора. Есть два разных пути — каждый со своими радостями и горестями, преимуществами и последствиями. Каждый из этих путей по-своему правильный. Но выбор ты должна сделать сама. Потому что это твоя судьба, и ты ответственна за нее.

Кэт тяжко вздохнула и послушно кивнула. Это было честно: не следует возлагать ответственность за свое решение на кого-то другого. 

Дымка вокруг деревьев налилась фиолетовым, который через минуту потемнел, а потом и вовсе стал черным. Но влюбленные уже не смотрели наверх. Они шли, слушая, как под ногами шелестела листва, и молчали. Но это молчание было красноречивее любого разговора.

Вдруг Кэт заметила, как кто-то направился в их сторону. Фонари ярко освещали весь парк, и ей показалось странным, что она только сейчас заметила парня в нескольких шагах от себя.

— Привет, Художник, — сказал он.

Кэт вгляделась в его фигуру и содрогнулась: странный прохожий был полупрозрачным! Но девушка постаралась скрыть изумление. Тем более, после знакомства с Художником она приучала себя спокойно воспринимать всевозможные странности и чудеса.

— Приветствую, — суховато отозвался Художник.

Парень продолжил свой путь и, казалось, на ходу начал растворяться. Еще миг — и он оказался позади, но еще успел крикнуть вслед:

— Удачи тебе, Музыкант!

Кэт обернулась, но не успела ответить — незнакомец пропал где-то среди деревьев.

— Откуда он меня знает? – удивленно спросила Кэт Художника.

— Тени знают многое, — ответил он и привлек ее к себе.

И если девушка еще собиралась полюбопытствовать, кто такие Тени, как они появляются и чем живут, то после этих нежных объятий продолжать расспросы совершенно расхотелось. Так они и стояли посреди осени, прижимаясь друг к другу, и слушали, как ветер трогает листья.

_ _ _ _ _

⇐ Вега. Глава 1

Вега. Глава 3 ⇒

Вега. Глава 1

Ей снились дельфины.

Дельфины на городских улицах.

Асфальт пустынных тротуаров и шоссе обратился в кристально голубую водную гладь, над которой ввысь взмывали легкие дельфиньи тела, рассекая сгущающуюся темноту. Казалось, город скорбит: плачет крупным дождем, нервничает, остервенело обрывая с деревьев листву порывами ветра. Тревожные алые отсветы на стенах зданий казались болезненными кровавыми ранами.

Необъяснимая тоска сжимала ее сердце. Но грусть прогоняли прочь дельфины. С ними ей было не страшно.

А потом дождь кончился. Видимо, кто-то перестал грустить.

Она запрокинула голову, отчаянно пытаясь найти просвет в пелене черных туч — и поняла, что просыпается. Только отголоски незнакомой мелодии и обрывки слов тянулись за ней вслед — из сна в реальность…  

Кэт распахнула глаза и сразу же увидела солнечных зайчиков на потолке. Свет, который она искала во сне, был здесь, в ее залитой солнцем комнате. Приснившаяся тоска стремительно таяла в сиянии дня. А вот слова оставались. Девушка стремительно соскочила с постели и метнулась к письменному столу, где неуловимого вдохновения терпеливо дожидались блокнот и ручка.

Быстрой, легкой рукой Кэт набросала обрывистые строчки — все, что успела запомнить. Бесхитростные строчки сплетались с отголосками мягкой, минорной мелодии и обретали необъяснимую проникновенность. Слова звучали в памяти едва слышным сокровенным, мистическим шепотом. А клавишные аккорды рассыпались капелью, были чуткими, как осторожные шаги на цыпочках по струне, натянутой над бездной…  Видимо, скоро родится новая песня. 

— Хорошо бы, а то я давно ничего нового не писала, — в предвкушении улыбнулась Кэт и уже без спешки сладко потянулась, сбрасывая с себя остатки сонной неги.

Что может быть лучше погожего выходного дня? Только погожий выходной день, в котором тебя ждет несколько приятных встреч с дорогими сердцу людьми. Правда, мысль о предстоящем нелегком разговоре с друзьями несколько омрачило радость Кэт. Поэтому, вместо того, чтобы плестись в ванную, сшибая дверные косяки, она сначала подошла к окну, пытаясь отвлечься от тревог и полюбоваться первым днем осени.

Улицы в это время уже напоминали муравейник. Сосредоточенные прохожие торопились по своим делам так рьяно, как будто наступил последний день их суетной жизни. По крайней мере, так казалось с высоты шестого этажа. А солнце щедро разливало по городу свое лучистое золото — необыкновенно яркое, никем по достоинству неоцененное. Кэт протянула к нему руки и ощутила ласковое тепло на своем сонном теле.

— Глупые, глупые люди, — с улыбкой пробормотала девушка. – Как можно не замечать таких простых радостей? — Она поежилась от приятных мурашек, пробежавших по коже, и сказала самой себе: — Ладно, с солнечные ванны будем считать оконченными.

Контрастный душ, торопливый завтрак на скорую руку, недопитая и до половины чашка кофе — и вот Кэт уже расположилась на пороге распахнутого балкона с гитарой в руках. Это был старый и совершенно разбитый инструмент, переживший не одну «войну» с местной великовозрастной шпаной. Но за все это время гитара стала такой родной, что ее не могла заменить никакая новая, даже самая навороченная модель.

Перебирая чуткими пальцами струны, Кэт пыталась вспомнить приснившуюся ей музыку. Раз за разом она пропевала утренние, наспех записанные строчки на разные лады, пока не вспомнила ту самую мелодию из сновидения. Тогда рядом со словами в блокноте появились аккорды, а Кэт еще заметнее воодушевилась. Значит, скорее всего, на концерте в следующие выходные уже можно будет представить слушателям новое творение. Когда есть музыка и начало текста, дописать еще пару куплетов не составит труда…   

Вдруг на кухне загремела посуда. Кэт оторвалась от своих раздумий и вскочила на ноги.

— О, черт, Шкет! – крикнула она, побежав на грохот. — Ты, маленький засранец! И чего тебе не живется спокойно в этой квартире? – продолжала девушка грозным голосом. — Если тебе здесь тесно или скучно, меня не затруднит открыть тебе дверь на улицу!

Котенок поспешно спрятался под мойку. Его стараниями посуда была разбросана по всему полу, пара тарелок и чашек разбились.

— И как ты, такой мелкий хулиган, смог опрокинуть посудницу? Что ты на ней потерял? — ворчливо продолжала хозяйка пушистого шалопая, собирая по всей кухни осколки. Но увидев, как виновато глядит питомец из своего укрытия, не смогла сдержать улыбки и смилостивилась: — Стыдно? Давай выползай, бестолочь!

Возможно, котенку все же пришлось бы выслушать нравоучительные наставления, но Кэт отвлек телефонный звонок.

— Привет, подруга, – прозвучал в трубке голос, в котором можно было уловить виноватые нотки.

«И после всего, что было, она еще мне звонит!» – раздраженно подумала Кэт и поздоровалась в ответ как можно более холодно.

— Слушай, ты извини меня. Я знаю, что когда лучшая подруга не хранит секреты и молотит языком, как базарная бабка, за это можно бить по лицу. Мне, честно, очень жаль. Может, забудем? Как ребенку хочется прохныкать: «Я больше не буду».

И хотя при воспоминаниях о проступке подруги в душе мгновенно проснулись обида и гнев, что-то заставило Кэт ответить согласием на предложение мира. Через пару минут беседа миролюбиво завершилась. Но не успело высветить на дисплее время разговора, телефон зажужжал снова.

— Добрый день, солнце, — произнес знакомый до дрожи голос, который она знала всего около недели. Но он уже был для нее слаще любой музыки.

— Привет, Художник! — Искренняя улыбка осветила лицо девушки.

— Я придумал маршрут нашей сегодняшней прогулки. Ты не будешь против, если она начнется вечером в парке? Там осень особенно красива, ты сможешь налюбоваться ей вдоволь. Тебе ведь нравится осень?  

— Очень, — выдохнула девушка.

В принципе, он могла бы и не отвечать — Художник и так знал о ней все. Хотя скорее не знал, а удивительным образом чувствовал и понимал. Кэт иногда казалось, что он слышит абсолютно все ее мимолетные мысли и ощущает все оттенки ее эмоций, как свои собственные.

Он был очень загадочным, этот маг, который так легко приучил Кэт к чудесам. А еще он любил сюрпризы.

— Тогда до вечера, солнце, — с бесхитростной лаской произнес бархатный голос, и связь прервалась.

Ни времени встречи, ни точной локации оговорено не было, но Кэт это ничуть не смутило. Девушка просто приходила в примерно обозначенное место тогда, когда освобождалась от дел, а Художник всегда очень быстро находил ее сам. Секрет этого фокуса она никак не могла у него выведать. 

Пора было собираться, ведь день обещал быть насыщенным. Кэт подошла к зеркалу и с удивлением отметила странную бледность на своем лице. Она не была похожа на болезненную тусклость, но кожа явно стала светлее. От этого родниковая голубизна глаз и медная рыжина длинных волос казались еще ярче.

«Как на фотографии с неправильно выставленным балансом белого», — усмехнулась девушка и решила не придавать своей бледности особо значения. Чувствовала она себя хорошо, поэтому причин для волнения не было.

Узкие синие джинсы, простенькая белая водолазка, практичные черные кроссовки — рок-звезды не любят пафоса. Кэт вскинула на плечо рюкзак, подмигнула своему отражению, почесала за ухом Шкета на прощание — и выпорхнула в подъезд. Но стоило ей обернуться к двери, чтобы закрыть замок, как за ее спиной раздался голос:

— Привет, Музыкант!

«Он следит за мной, что ли? — вздрогнув от этой громогласной реплики, нервно подумала девушка. — Постоянно на него натыкаюсь…».  

Это был ее сосед сверху, Гарик, заядлый алкоголик. Если он когда-то и не пил, то это было очень давно и теперь уже, скорее всего, не правда. Трезвым его еще никто не видел. Сосед постоянно приставал к Кэт и даже пытался распустить руки, поэтому она по привычке сжала рюкзак покрепче и приготовилась обороняться. Торопливо закрыв дверь, девушка повернулась к незваному собеседнику и настороженно спросила:   

— Чего тебе?

— Да ладно, расслабься, я завязал, — миролюбиво отозвался Гарик

Глаза Кэт наполнились удивлением, но рюкзак она держала все так же недоверчиво крепко.

— Я знаю, я был идиотом. Я хочу извиниться. Простишь? — Гарик подошел ближе и посмотрел на нее с надеждой.

«Оказывается, у него красивые глаза, — неожиданно подумала она. — И сейчас они как будто сияют искренностью». Поэтому Кэт ответила такой же искренней улыбкой:

— Ладно, забыли.

— Тебе, может, помочь в чем-нибудь? Хочешь, подвезу? – просиял Гарик. — Мне же нужно загладить свою вину.

— Нет, спасибо, сосед, мне не далеко, — покачал головой девушка и, махнув на прощание, устремилась вниз по ступеням.

«Похоже, кое-кто действительно решил стать лучше», — думала она одновременно озадаченно и обрадованно.

Толкнув подъездную дверь, Кэт оказалась на улице и сразу же торопливым шагом направилась в соседний двор. Именно там должна была ждать девушку ее рок-группа в полном составе. Местные рокеры — народ не гордый: в качестве локации для встречи их устраивала старенькая беседка на  заброшенной и безлюдной детской площадке. На Кэт зрелище этого необитаемого детского городка производило гнетущее впечатление, но гитарист Эл оптимистично отмечал: «Зато никто не мешает нам общаться!»…

Кстати, вот и он. Долговязая фигура Эла неспешно вышагивала впереди своей фирменной разгильдяйской походкой. Парень глазел по сторонам и явно наслаждался каждым шагом, спрятав руки в карманы и что-то напевая себе под нос.

— О. привет, Кэт! — весело поздоровался он, когда девушка догнала его и задорно хлопнула по плечу.

— Здорово! — Кэт дружески приобняла молодого человека.

Тот взглянул на ее лицо, вдруг нахмурился и серьезно спросил:

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Разумеется. А почему ты спрашиваешь? — растерялась Кэт.

— Просто ты какая-то бледная. Точно все в порядке? — встревожено допытывался Эл.

— Да естественно! — отмахнулась девушка и поспешила отвлечь друга от его дотошной заботы: — Лучше давай ускоряй шаг, мы же опаздываем!

— Да куда спешить-то? Без нас-то не начнут. Потому что, пока не придут автор текстов и автор музыки, этому сборищу и обсуждать-то нечего. — Эл с довольной белозубой улыбкой по-кошачьи прищурился на солнце.

— Зазнайка! — засмеялась Кэт.

Но доля правды в словах товарища была: сегодня группа собиралась по большей части из-за Эла и Кэт. Первый наконец-то разродился аранжировками к давним песням Кэт, а сама девушка посулила друзьям какие-то очень важные новости. Ну, а если говорить откровенно, этим четверым едва ли нужен был повод, чтобы встретиться: рок-квартет не мыслил себя друг без друга, поэтому собирался и по случаю, и без.

До беседки оставалось идти всего каких-нибудь пять минут, но Кэт и Эл уже не терпелось поговорить о творчестве. Это были не просто увлеченные беседы, а взаимный обмен энергиями, обоюдное вдохновение, высекание искр из горящих сердец.

— Ты говорил, что написал что-то новое: расскажи! — азартно сверкая глазами, полюбопытствовала девушка. — К каким текстам музыка? Много там? Ты ведь иной раз как начнешь сочинять, так тебя потом не остановишь — только и успевай стихи к твоей музыке строчить…

Эл с польщенным смешком рассеянно взъерошил блондинистые волосы на своей макушке:

— Да вот как раз такой случай: вдохновение на меня напало — еле отбился. Не спеши: давай дойдем до ребят, и я все расскажу, все покажу. Я что-то в программе набросал, что-то просто на гитаре на диктофон наиграл. Может, к грядущему концерту какую-нибудь из новинок успеем разобрать…  А у тебя как с творчеством?

— О, представляешь, сегодня мне приснилась песня! — воодушевленно поделилась Кэт: —Странная, но проникновенная такая… Надеюсь, к концу недели я добью этот хит.

— Круто! Но ты не спеши, твори с толком и удовольствием. Даже если не успеешь, я там еще старые вещи доделал, на «Нет войне», так что программа есть. Три новые песни на сольную программу, наверное, хватит: «Свобода», «Черновик» и «Время вспять».

— Чудесно! — обрадовалась Кэт и с ноткой шутливой лести добавила: — Ты, как всегда, лучше всех!

— Да ладно тебе… — с улыбкой отмахнулся Эл, но по отведенному в сторону взгляду было очевидно, что ему приятна похвала.

Басист Эрик и барабанщик по прозвищу Большой были уже на месте и тоже что-то увлечено обсуждали. При виде приближающихся друзей они так радостно просияли, что Кэт стало совестно за те новости, которые она принесла. Сейчас эти радостные улыбки мгновенно увянут…

— Ребята, в общем, чтобы не откладывать в долгий ящик… — начала она, привычно вспорхнув на один из парапетов, которыми была обнесена беседка. Друзья с внимательной настороженностью уставились на подругу, а она старательно прятала глаза, словно стыдясь приготовленных слов. — В общем, если очень коротко: мое резюме попало к руководителю одной крупной компании, и меня приглашают на работу. Там такой карьерный рост, о котором я и мечтать не могла, когда окончила институт!

— О, так это же здорово! Поздравляем! — наперебой загалдели друзья. — А чего тогда такая грустная?

Кэт поджала дрогнувшие губы и заставила себя произнести главные слова ровным, бесстрастным голосом:

— Чтобы работать там, придется перебраться в другой город. 

— Как «перебраться»? Насовсем? — опешил Эл.

Кэт обреченно кивнула, не в силах поднять глаза на испуганно уставившихся на нее товарищей.

— А как же мы? — по-детски простодушно и опечалено протянул Большой. — Как же наша группа?

Кэт глубоко вздохнула, собрала всю волю в кулак и отважно улыбнулась, наконец-то прямо посмотрев на свою команду. Старательно изобразила бодрую беспечность и воодушевленно произнесла:

— Да ладно вам, парни! Группа без меня не развалится: найдете другую вокалистку. Новые песни я вам по электронке присылать буду, Эл будет к ним музыку сочинять. Так и продолжим творчеством вместе заниматься. Не на другую планету же я улетаю, честное слово! Будем созваниваться, ездить друг к другу в гости…

— Хорошая попытка, — с грустной иронией улыбнулся проницательный Эрик, ласково взглянув в предательски увлажнившиеся глаза Кэт. — Ты же понимаешь, что если ты будешь там работать, времени ни на песни, ни на нас у тебя не останется. Время, помноженное на расстояние, рвет нити между людьми. Порвет и наши.

Кэт сразу поникла и насупилась, признавая свое поражение. Эрик подошел к ней ближе и бережно обнял, ободряюще взъерошив волосы:  

— Не грусти. И не вздумай поддаваться на наше нытье, Кэт. Это твоя жизнь, твой путь. Если ты решила идти им, будь уверена. Не стоит упускать такие блестящие возможности, жизнь не так уж часто балует нас ими. Значит, время музыки прошло, настало время покорения профессиональных вершин. — С этими словами Эрик пристально посмотрел в ее глаза и спросил: — Ты ведь хочешь этого? По-настоящему хочешь?

 Девушка уже набрала воздух в легкие, чтобы уверенно ответить «Да», но что-то мешало. То ли ком в горле, то ли новая, приснившаяся музыка, так неотступно навязчиво, так заманчиво звучащая в ее голове.

— Я… в общем, я… пока окончательно еще ничего не решила, — выдавила из себя Кэт после непродолжительного молчания и поспешно отвернулась от пытливых глаз друга. — У меня неделя на размышление. Но, пока время есть, вы на всякий случай поищите новую вокалистку, ладно? Чтобы потом, когда я решусь уехать, группа продолжила работать. У нас как-никак вот-вот новый альбом выйдет, и вообще после грядущего сольника новая жизнь начнется!

Последние слова прозвучали из уст Кэт уже вполне жизнеутверждающе. Парни ухватились за них, как за спасательный круг при кораблекрушении:

— Да, давайте лучше пока о концерте будем думать. А о всяких переездах — потом. — Предложение Эла прозвучало скорее как просьба. — Я ж вам тут новую музыку принес…

— Вот, это дело! — обрадовался Большой. — Давай, показывай — порази нас в самое сердце!

— Раз такое дело, я о репетиции на завтра договорюсь, — вставил свое слово Эрик. — Постараемся успеть новые вещи разобрать за оставшееся до концерта время. 

И пустынная детская площадка наполнилась музыкой и оживленными голосами друзей, бросившихся в обсуждение концерта с головой.

Эти долгие беседы могли бы быть бесконечными. Но сгущающиеся вечерние сумерки напоминали о том, что для Кэт пришло время отправляться в парк. Она тепло попрощалась со всеми и направилась на остановку. Автобус не пришлось ждать долго — подоспел, словно ко времени. Через пять минут девушка уже сидела в маршрутке и наблюдала, как за окном тянется улица.

Осень — пожалуй, она была единственным из естественного, что Кэт считала загадочно красивым. Все происходящее в это время года всегда независимо ни от чего. Вроде бы, оно кажется простым и светлым, но, если задуматься, у простоты и света не видно начала и конца. Что-то умирает, рождая нечто новое, радующее душу, заполняющее ее теплом.

На парковых деревьях еще осталась зеленая листва, но желтые пятна размазались еще больше, и теперь взгляд к ним притягивало сильнее. Казалось, отвести его невозможно…

— Здравствуй, солнце. — Художник появился рядом, словно из ниоткуда. А может быть, Кэт просто так глубоко задумалась и не заметила, как он подошел.

Теперь Кэт любовалась не осенью, а им — без смущения, открыто и очарованно. У Художника была внешность типичного романтика или доброго волшебника из детской книжки, настолько безупречно правильными были тонкие черты его лица. Глаза его меняли цвет, но неизменным было одно — они лучились мягким теплом из-под длинных черных ресниц. В уголках изысканно очерченных губ таилась загадочная улыбка. Каштановые пряди густых шелковистых волос спадали на плечи ровными, спокойными волнами…  И ему очень шла эта осень.

— Привет, — прошептала девушка, прижавшись к его серому плащу.

— Выглядишь мечтательно, — заметил Художник, бережно обнимая ее в ответ. — Сегодня здесь очень красиво. Ты согласна?

— Да, очень! — Глаза Кэт искрились беззаботным счастьем. — Скажи, как ты угадываешь время? Ты же не знал, во сколько я приду сюда. Ты вообще никогда не уточняешь время.

— Может быть, это оттого, что я знаю, из чего оно состоит, — улыбнувшись, ответил он.

— Художник, ты все время говоришь загадками! — с шутливым упреком воскликнула девушка, но молодой человек оставил его без ответа.

— Сегодняшний день наверняка показался тебе странным. – Произнес он, и в его голосе не было вопросительных интонаций.

Кэт ничуть не удивилась: Художник всегда знал все не только о времени — он мог прочесть мысли любого человека, если ему было это нужно. Однако девушка не испытывала ни малейшего страха перед ним.

— Такое чувство, что под мир прогибаться больше не нужно. Он сам прогнется, если ты этого захочешь, — подтвердила она.

— Верно, но лишь отчасти. — Художник преподнес ей очередную загадку, но не оставил времени на размышления. — Пойдем,  мне нужно кое-что показать тебе.

Кэт не знала, кем был Художник на самом деле, но чувствовала, что у него, как и у нее, не было прошлого. Оно словно стиралось, не успевая за временем. Может быть, именно поэтому она, сама того не осознавая, жила лишь сегодняшним днем, а иногда просто от встречи до встречи с ним.  Многим людям такие отношения показались бы странными, потому что в них не было стандартов. В них были только чувства и много того, что никому, кроме них, понять не суждено.

Художник привел Кэт крышу одной из городских высоток. Город, несмотря на позднее время, не хотел засыпать. В нем продолжалась жизнь: внизу бегали маленькие машинки и еле-еле двигались совсем крохотные люди.

— Сейчас будет какое-нибудь чудо? — с предвкушением спросила Кэт и попыталась поймать взгляд сосредоточенно серьезного Художника. Мимолетно отметила, что его глаза, бывшие вечером голубыми, сейчас стали темно-фиолетовыми.

— Подожди, солнце, сейчас ты все увидишь сама.

Он поднял голову и пристально смотрел на небо, которое было непроглядно черным. Через минуту Кэт ощутила, как капля воды упала сверху и скользнула вниз по ее щеке. Прошло еще несколько секунд – капли стали чаще. Наконец пошел дождь — чистый, наполненный осенней свежестью. Его капли не были пропитаны кислотностью дымящих заводов и не били, как сталь. Они несли в себе отражения звездных огоньков и ласково гладили лицо. Настоящий осенний дождь нес в себе глоток жизни.

— Теперь смотри внимательно, — сказал Художник, подняв руку и сделав движение, словно хотел погладить небо.

Отзываясь на это, небосвод стал переливаться темно-синим цветом. Художник повернул ладонь к дождю, и небо стало отдавать голубым оттенком, сквозь который пробивался фиолетовый. Происходящее в небе напоминало салют, только вместо искрящихся огней в разные стороны разлетались цвета, по очереди заменяя друг друга, сталкиваясь и переливаясь.

Кэт увидела, как люди внизу остановились и потянули руки вверх. Машины внизу встали, движение прекратилось. Сотни рук жадно тянулись к живительному дождю и живописному, необъяснимому для них «северному сиянию» над городом. Художник поднял вверх вторую руку, взяв в ладони небесные гаммы цветов, и словно обрушил вниз, к протянутым вверх рукам.

— Я вернул им то, что они просили, – пояснил Художник. — Я вернул им эмоции. Светлые эмоции.

— Потрясающе! — выдохнула Кэт, зачарованно наблюдая за оживленной толпой.

Казалось, там, внизу люди только что избежали какой-то катастрофы. Они рассеянно переглядывались и не торопились расходиться, словно и вовсе забыли, куда и зачем шли. Словно вспомнили нечто гораздо более важное. Кто-то оживленно жестикулировал, кто-то даже обнимался.

— Я бы многое отдала, чтобы тоже уметь вот так… — мечтательно протянула Кэт, любуясь этим восторженным замешательством. 

— Как — «так»? — лукаво уточнил Художник.

— Чтобы, как ты, уметь делать людей счастливее.

— Ты уже умеешь, — произнес юноша и с этими словами поцеловал Кэт в губы, будто пресекая дальнейшие расспросы.

И чувства девушки вспыхнули еще одним искристым фейерверком, подобным только что увиденному небесному сиянию. Там, внизу люди уже разошлись, машинки возобновили свой бег, отдавая мокрому асфальту свет своих фар. Но для двух влюбленных чудо все еще продолжалось…

… — Чуть не забыл!

Они неторопливо шли вдоль ночной улицы, в мокром асфальте которой разливался желтый свет фонарей.

— Я прочитал твои тексты.

Художник достал из внутреннего кармана плаща свернутую в трубочку тетрадь и протянул Кэт.

— Ну, и что скажешь? — спросила она с осторожным любопытством. — Только честно.

— Хорошие песни. Особенно понравилась строчка: «… по горло в крови, но ищем свободу». Сильно сказано, внушительно.

— Как есть, так и написала, — смущенно буркнула Кэт, еще не до конца веря, что это не ирония, а искренняя похвала.

— Люди большую часть жизни борются за свою свободу, проливая кровь, — продолжал Художник вполне серьезно. — Они даже не задумываются о том, что большинство их бед именно из-за этого. Они сами еще не знают, что если получат долгожданную жизнь без ограничений, многие из них этого не перенесут. Это будет, грубо говоря, самоубийство.

Кэт шла молча и ловила каждое произнесенное им слово. А потом надолго задумалась над речью Художника, пока он не отвлек ее от размышлений вопросом:

— А что у вас с концертом?

— Скоро будем готовы. — Кэт тряхнула головой, разгоняя свою задумчивость. — Нам вообще много времени на подготовку не требуется. Как обычно, пару дней будет достаточно. Мне сегодня еще и новая песня приснилась! Когда я ее допишу, будет круто… Признайся-ка, это не ты наворожил на меня этот сон?

— Нет. Твое творчество — это твое творчество. Я не стал бы в него вмешиваться, даже если бы мог, — категорично покачал головой Художник и тут же попросил: — Споешь мне свой новый хит из сна?

— Нет, сейчас не буду, он еще не готов, — качнула головой Кэт и лукаво добавила: — Пусть будет в нашем концерте для тебя хоть какая-то интрига, а то ты уже весь репертуар «Веги» наизусть знаешь, тебе будет не интересно.

— Занятное у вас название все-таки. Почему «Vega»? Что оно означает? — Художник закурил сигарету и с искренним интересом посмотрел на девушку.

— Длинная история… — замялась Кэт, но его заинтересованность льстила, и девушка все же решила рассказать: — Короче, давным-давно жила на свете девочка, душа которой была чиста как гремучий родник, а мысли светлы как белый жемчуг. Девочку звали Вега. Там, где она ступала, вырастали цветы. Ее имя переводится с древнего языка как «белый ангел». Люди тянулись за своим ангелом, потому что вместе с ним в их жизнь приходила гармония и умиротворение. Но однажды люди проснулись, а ангел бесследно исчез и до сих пор не возвращался.

— Как грустно, — после некоторого молчания тихо изрек Художник.

Его тихий вздох шелестом ветра пробежал по листве. И две фигуры пропали в коридорах ночных улиц.

_ _ _ _ _

Вега. Глава 2 ⇒