Позднее утро понедельника выдалось куда более сонным, нежели воскресное. Ночные прогулки давали о себе знать, туманя разум, поэтому Кэт собиралась на работу, так толком и не проснувшись. Даже солнце сегодня казалось вялым: его свет едва сочился через сгустившиеся облака. Зато ветер был не по-осеннему теплым и ласковым.
Шкет, как мог, старался помогать хозяйке взбодриться. Поэтому пока Кэт стояла у зеркала, рассеянно нанося на лицо легкий и неброский макияж, котенок старательно впился маленькими зубками в ее лодыжку.
— Шкет! Ну, ты гаденыш! — возмутилась она, схватив котенка на руки. Остатки сна как рукой сняло. – Есть, что ли, хочешь? Меня пытаешься сожрать?
Через пару минуту котенок уже уткнулся в наполненную кормом миску. Глядя на лоснящуюся шерстку и довольную мордочку этого пушистого озорника, уже трудно было поверить, что еще месяц назад он был дворовым бродягой. И если бы волей случая перепуганный и ободранный местными котами, он не оказался у двери Кэт, неизвестно, какая судьба ждала бы малыша.
— Ну, и все, теперь без возражений: сам себе хозяйку выбрал, — любила напоминать ему девушка, когда Шкет заслуживал очередной нагоняй.
Раздался звонок в дверь. На пороге стояла тетя Маша — олицетворение домовитой женщины, которая, казалось, сошла со страниц детских книжек. Тех, где заботливых бабушек рисуют в неизменных передниках, массивных очках и с морщинками в уголках добрых глаз.
— Привет, соседка! – поздоровалась она, едва Кэт открыла перед ней дверь и посторонилась, пропуская гостью в квартиру:
— Заходите, теть Маш.
— Как утро доброе? — жизнерадостно спросила та, проходя на кухню.
— Да ничего…
— А чувствуешь себя как? Ты что-то бледненькая. — Мария Ивановна внимательнее вгляделась в удивленно вытянутое лицо собеседницы.
«Опять эта странная бледность… Неужели, так в глаза бросается?..» — растерялась Кэт, но виду постаралась не подавать и беззаботно улыбнулась:
— Прекрасно себя чувствую… Просто… не проснулась еще толком, — и поспешила перевести разговор: — Да вы садитесь, сейчас чаю с вами попьем.
— Ты слышала? Гарик с седьмого этажа не пьет больше, — принялась делиться новостями тетя Маша, присаживаясь за стол. — Со мной рассчитался, все долги вернул. Сказал, что на заводе работает теперь.
— Да, слышала. Точнее, видела, — кивнула Кэт, ставя чайник и доставая из шкафчика вазочку с конфетами. — Вчера мириться подходил.
— Пятый год ведь не просыхал, бывает же такое…
Тетя Маша была местным новостным дайджестом во плоти: она знала почти все и почти обо всех. Создавалось ощущение, что все информационные потоки проходили через нее. А еще добрее нее в этом сумасшедшем доме никого не было.
— Кстати, я что зашла-то? — спохватилась тетя Маша. — К тебе вчера ребята дворовые приходили.
— И что им надо было? – мгновенно напрягшись, спросила Кэт, зная, что дворовые просто так не приходят.
— Лешка сказал, что с миром. — Соседка протянула листок бумаги. – Вот, еще номер телефона оставил. Сказал, чтобы ты позвонила, если не затруднит.
Кэт не любила эти визиты: в последний раз, когда приходила эта шпана, гитару пришлось собирать буквально по частям. Зато Леха ушел со здоровенной шишкой на макушке. Даже не ушел, а практически скатился по лестнице. Иногда разница взглядов и мировоззрений может привести к настоящей войне, если никто не хочет уступать. А Кэт уступать не привыкла…
— Спасибо вам, теть Маш, — несколько секунд поколебавшись, Кэт все же взяла бумажку с номером Лехиного мобильника.
— Пустяки, дело-то соседское. — махнула рукой Мария Ивановна. А допив чай за непринужденной беседой, быстро засобиралась домой: — Ну, я пойду, а то варенье надо доваривать. Вечером обязательно зайди, я тебе баночку дам. По фирменному рецепту, как обычно.
— Хорошо. И вы, если что-нибудь надо будет, заходите, — улыбнулась Кэт, закрывая за соседкой дверь.
— Чего они приперлись? Зачем я Лехе нужна? — терялась она в догадках, но звонить все равно не собиралась. – Вроде мы не кусались давно, да и вообще уже долгое время не виделись…
Отбросив эти бесполезные размышления, Кэт продолжила сборы на работу. А вечером неожиданно, словно по чьей-то подсказке или напоминанию, решила съездить к своему старому другу-писателю, с которым давно не виделась.
Остановка в утренний час пик была заполнена людьми. Кэт дымила сигаретой в сторонке и непроизвольно слушала случайные чужие разговоры о работе, начальниках, семье и насущных проблемах. Дым сигареты подхватывал ветерок и игриво развеивал его в воздухе причудливым витым узором.
— Привет, Музыкант, — неожиданно раздался рядом знакомый голос, и через несколько секунд девушка почувствовала, как на ее плечо ложится чья-то ладонь.
Это был Леха. Легок на помине.
— Здорово, — не очень приветливо поздоровалась Кэт, давая понять, что видеть его она не хочет.
Леха верно истолковал ее выразительный взгляд и поспешно убрал руку, но отступать не собирался.
— Да я тут… типа… мириться пришел, — неуверенно начал он. Поняв, что Кэт его слушает и не прогоняет, продолжил уже бодрее: — Мне тут пацаны гитару подогнали: такую, нормальную, почти за так. Мне кажется, тебе она нужнее будет. Да и мне все равно медведь на ухо наступил. Денег не надо, сразу говорю. Я же не прав был, вину хочу свою загладить.
— Что это на тебя нашло? — Кэт позволила себе миролюбиво улыбнуться, от чего Леха и вовсе засмущался. — Молодой человек, кто вы, и куда дели моего знакомого разгильдяя Леху?
— Да хорош подкалывать, я же серьезно! — Недавний разгильдяй надулся, как маленький ребенок, отчего умиленная Кэт едва не рассмеялась. — А гитару я тебе, даже если откажешься, все равно занесу. Или тете Маше оставлю.
— Ну, занеси, — согласилась Кэт. — А то моя уже битая вся. Она свое отыграла. Да и отвоевала тоже.
Они рассмеялись и одновременно ощутили, как потеплело на душе от этого смеха в унисон.
— А еще я своих предупредил, чтобы ваших не трогали. Так что теперь ходите спокойно, где вздумается, — совсем приободрившись, сообщил Леха.
Кэт кивнула — то ли в благодарность, то ли просто принимая это как должное. Лехе это было уже неважно — он весь светился радостью от своих добрых дел, и это было лучшей наградой для них обоих.
К остановке подъехал автобус, и Кэт торопливо бросила недокуренную сигарету в урну, направившись к распахнувшимся дверям.
— Мне пора. Счастливо! — махнула она ему рукой, легко вспрыгивая на ступени автобуса.
— Удачи, Музыкант! — крикнул ей вслед Леха и неспешной походкой довольного жизнью гуляки направился в сторону своего двора.
«Да, бывает же такое: сегодня ты волк, а завтра – зайчик» — с усмешкой покачала головой Кэт.
За окном автобуса побежали столбы, деревья и высотки. Резиновая улица стала растягиваться.
Писатель жил на окраине города, практически в самой его глуши. Он не любил суеты и шума, поэтому поселился там, где тихо в любое время года. Прохожих на местных тротуарах было крайне мало, машин на местных дорогах — еще меньше. Кэт же, наоборот, любила кипучую жизнь со всей ее суетой и гамом, поэтому в здешней замершей тиши ей было не по себе. Словно вся улица была одной огромной декорацией для заброшенного и забытого самим режиссером спектакля. Словно время здесь остановилось или его не было вовсе.
Писатель был повелителем своей вселенной. Побывать у него в гостях — все равно, что оказаться в параллельной реальности. Сюда не проникала суета и тревоги внешнего мира, все переживания оставались за порогом. И если там, снаружи, времени не было вовсе, то это лишь потому, что все оно находилось здесь. Прошлое жило в фотоснимках и дневниковых записях, настоящее обитало в чашках ароматного чая и приятных разговорах, будущее царило в мечтах и творческих планах. Кэт ничего не знала ни о прошлом Писателя, ни о его нынешних бытовых делах — друг никогда не делился этим с гостями. Он делился с ними только уютом, творчеством и размышлениями. Делился своим понимающим, участливым взглядом, когда нужно было излить душу. Делился советами, когда друзья просили его об этом…
— Давненько я не заглядывала к этому чудику, полгода, наверное, — с ласковой улыбкой подумала девушка, заходя в подъезд старого, но чистого дома, и с предвкушением постучала в дверь.
Через минуту она отворилась, и Писатель предстал перед гостьей со своей фирменной неуловимой благодушной полуулыбкой на тонких губах. Он ничуть не изменился за это время. Все также аккуратно спускались на плечи русые волосы, открывая высокий лоб. Все так же до мурашек проницательно смотрели удивительные глаза. Из-за опущенных внешних уголков они могли бы показаться грустными, но лукавый прищур легко прятал эту грусть. И не было в мире Кэт ничего выразительнее, чем густые брови Писателя. Одним их движением он мог высказаться красноречивее, нежели десятком слов.
Одевался он все так же — бесхитростно и аккуратно: потертые джинсы и непременная клетчатая рубашка смотрелись на нем по-особенному уютно, даже умиротворяюще. И в ту же секунду Кэт показалось, что не было никакого полугода: будто они с Писателем виделись совсем недавно. Или даже вовсе не расставались. Так бывало всегда, при любой их встрече.
Да и сам Писатель не выглядел удивленным ее внезапным визитом после стольких недель отсутствия. Хотя для проформы все же произнес с шутливым упреком:
— Привет, блудня! Что, дорогу сюда забыла, а нынче внезапно вспомнила?
— Здорово, Писатель, — виновато опустила глаза Кэт, будто не решаясь переступить порог. — Извини, как-то так получилось…
Писатель улыбнулся еще шире, вместо ответа приобнял ее за плечи и легонько подтолкнул в квартиру.
Жилище Писателя было таким же необычным, как и он сам. Оно походило скорее на какой-то клуб. Повсюду вместо обоев были развешаны плакаты старых, малоизвестных групп со странными названиями: «Резиновый мир», «Голубые рапсодии». Среди них знакомым было только одно, и не оттого, что группа была более современной: это был большой плакат «Vega», распечатанный на компьютере. Потолок был заклеен дисками, поэтому комната была наполнена светом и неуловимыми цветными бликами. А еще здесь было неплохо накурено — и отнюдь не сигаретами.
— Травкой балуешься? — прищурившись, с хитринкой в голосе спросила Кэт, хотя ответ ей был не так уж и важен. Она и так прекрасно знала, что он периодически курит марихуану.
— А какой писатель ей не балуется? — усмехнулся тот, но мгновение спустя его лицо стало серьезным. — У тебя есть новые песни, Музыкант?
— Есть! — воодушевленно отозвалась Кэт и достала из рюкзака тетрадь, которую вчера вернул ей Художник. — Здесь парочка давних вещей и одна совсем новая. Буквально сегодня закончила ее.
Это была одна из целей ее визита. Девушка всегда ездила к другу не только пообщаться обо всем на свете, но и показать новые песни и почитать его книги.
Писатель взял тетрадь, но не торопился читать — положил на стол и начал что-то искать в одном из своих ящиков.
— А ты что-нибудь пишешь? — спросила Кэт, усаживаясь в кресло напротив него.
— Я написал то, к чему шел все это время. – Глаза Писателя загорелись. — Как будто все, что я написал раньше, всего лишь хаотичные слова на бумаге. Это — новое! Даже книгой назвать нельзя. Я сам еще не понял, что это такое.
— Надеюсь, я буду первым критиком. — Кэт произнесла это с полушутливым пафосом, деловито приосанившись от осознания важности своей персоны.
Но писатель ответил неожиданно серьезно и веско:
— Конечно, Музыкант. Ты будешь первым читателем.
Он все еще искал рукопись в ящиках стола, будто до этого так тщательно прятал ее, что сейчас и сам не мог найти. Кэт едва ли могла помочь в этих поисках, поэтому просто в вольготной задумчивости оглядывалась по сторонам, ждала и развлекала их обоих беседой:
— Писатель, я так понимаю, тебе группа «25 кадр» не понравилась? Не вижу их плаката на твоих стенах. А у них же тоже хорошие песни…
Писатель отвечал, не прерывая своего занятия:
— Понимаешь, в чем дело… Ты же знаешь этот мир. Он до невозможности запутанный, да вдобавок еще и очень эксцентричный. Но нам, творческим людям, дано видеть его со стороны, другими глазами. Мы видим больше и понимаем его лучше, чем прочие. А тебе еще и дано описать это так, чтобы остальные люди тоже все поняли. Поэтому над твоими песнями и задумываются…
— Я спросила тебя не о себе, — мягко прервала его Кэт, но щеки ее при этом польщено зарумянились. Похвала от такого человека, как Писатель, была особенно приятна.
Писатель оставил безуспешные поиски. А может быть, вдруг передумал искать потерянное. Он развернулся к собеседнице, несколько секунд пристально смотрел в ее глаза, а затем неспешно подошел к окну.
— Я не спорю, у ребят хорошие песни. И пишут они тоже правдиво, но индивидуально. Они затрагивают проблему только так, как она коснулась их. А ты пишешь глобально, проникаешь в самый корень бед. Ты лечишь людей своими песнями.
«Недолго лечить осталось…» — со вздохом подумала Кэт, вновь подумав о своем намерении оставить музыку и заняться карьерой. Только почему-то сейчас от мысли об этом стало не по себе, словно от запланированного предательства.
Они помолчали. Кэт поднялась с кресла, подошла к другу и робко напомнила:
— Писатель, ты насчет нашего концерта в курсе?
Он глубоко вздохнул, и словно с этим вздохом сошло на нет все его непонятное, необъяснимое напряжение.
— Конечно, — мягко ответил парень, оборачиваясь к ней. — Весь город в курсе, даже наша глушь. Если успею, обязательно приду.
— В каком смысле «успеешь»? — удивилась Кэт. — Но ты ведь никогда не пропускал наши выступления. У тебя дела?
— Неважно, — он постарался улыбнуться. Улыбка получилась светлой, но грустной. — Слушай, ты завтра обязательно заедь, забери и мою книгу, и свою тетрадь. Хорошо? Я непременно все прочту сегодня вечером.
— Конечно, дружище, обязательно заеду, — ласково ответила девушка.
Она отчаянно желала развеять его непонятную печаль, но совершенно не понимая, как это сделать. Поэтому о своем возможном переезде решила пока не говорить. И еще она пугающе отчетливо поняла, что Писателю нужно побыть одному и сейчас ей лучше уйти.
— Ладно, я побегу, — чуть смущенно и растеряно пробормотала она, поднимая с пола свой рюкзак и делая пару шагов в сторону двери. Друг не остановил ее, значит, она все поняла правильно: — До завтра, Писатель.
— Ты береги себя, — промолвил он вместо прощания.
Через минуту Кэт уже перешагнула порог, и дверь за ее спиной закрылась, оставив на душе скребущее ощущение недосказанности.
В парке сегодня было тихо, даже прогуливающиеся парочки появлялись редко. Все было усеяно листьями, золотившимися под желтыми фонарями. Кэт стояла посреди аллеи и любовалась этим коллажем из листвы на асфальте, словно не в силах отвести взгляд.
— И, правда, красиво. — На талию бережно легли ладони, прикосновения которых она узнала бы из тысячи. — Привет, солнце.
— Ты можешь угадать только мое время? — спросила она, спиной прижимаясь к нему и запрокидывая голову ему на плечо. — Или ты чувствуешь всех, Художник?
— Я чувствую время целиком, не деля на чье бы то ни было, — прошептал он. — Как там Писатель?
— В своем духе, — вздохнула Кэт. Необъяснимая тревога мгновенно заворочалась в глубине ее сердца, но девушка постаралась отвлечься от нее. — Завтра поеду к нему за книгой. Он говорит, у него получилось что-то совершенно особенное.
— Я уверен, тебя это удивит, — кивнул Художник и, помолчав, спросил: — Ты когда-нибудь видела души деревьев?
Кэт покачала головой, и молодой человек, взяв ее руку, мягко повел девушку за собой вглубь парка. Там, остановившись у группы высоких и крепких лип, Художник указал рукой вверх, на их кроны. Кэт подняла голову и обомлела: ветви старых деревьев словно были увиты цветной дымкой. Краски бегали друг за другом и постоянно сменяли друг друга. Светло-зеленый стал синим, потом из него появился желтый. В какой-то момент все обратилось в перламутровый, а затем поочередно появились оранжевый, фиолетовый, голубой… Кэт присмотрелась и заметила, что этот красочны туман вьется у каждого дерева по всему парку.
— Это ты делаешь их видимыми? — восторженно спросила Кэт, оборачиваясь к своему спутнику.
— Это примерно как и со временем, — уклончиво отозвался тот. — Трудно объяснить.
Но в Кэт проснулось неукротимое любопытство:
— То есть время ты тоже видишь? — Казалось, ее глаза, обращенные к пестрому чуду, и сами начали переливаться цветными всплесками, отражая это волшебство.
— Не совсем. Я замечаю то, чего не хватает во временном полотне. Я могу просто добавить недостающие элементы, если в них есть необходимость. Но мои возможности, к сожалению, ограничены…
— Погоди-погоди! — перебила его Кэт, распахнув глаза. — Добавляя, ты исправляешь, верно?
— Ну, в какой-то степени… можно и так сказать. — Художник отвел взгляд хитрых янтарно-желтых глаз в сторону, понимая, что вот-вот будет рассекречен. И не ошибся.
— Так вот с чем связаны все эти внезапные перемены вокруг меня! — воскликнула Кэт, по-детски подпрыгнув на месте от поразившего ее открытия. — Исправившийся хулиган Леха, бросивший пить сосед Гарик, звонок раскаявшейся в проступке подруги… Это ты все исправил!
— Нет-нет, постой, все не совсем так. — Художник, смеясь, примирительно поднял ладони вверх, пытаясь усмирить пыл разгоряченной девушки. — Я, действительно, готов сделать все возможное, чтобы твоя жизнь стала лучше. Но я не могу и не имею права менять все вокруг тебя так, как мне хочется. Я лишь предложил им всем выбор, и они его сделали — выбрали путь исправления. Это их решение — не мое. Я лишь помог им задуматься об этом.
— И все же мне надо поблагодарить тебя за это. — Кэт ласково чмокнула возлюбленного в щеку.
В ответ на это Художник нежно обнял девушку, проведя ладонью по ее взъерошенным волосам, и неожиданно серьезно сказал:
— Благодарить тебе нужно не меня. А себя.
Кэт удивленно уставилась на него. Тот пояснил:
— Ты простила их всех. Могла бы затаить обиду, возжелать мести, не прощать. Но ты прощаешь легко. Ты светлая. Поэтому и люди вокруг тянутся к свету следом за тобой. Ты будто ведешь их за собой, делая добрые дела будто мимоходом. Спасаешь всех — от бродячих котят до заблудших душ.
— Да ведь я ничего особенного не делаю! — попыталась возразить сконфуженная Кэт. — Просто живу — и все.
— Этого порой достаточно, — серьезно возразил Художник. — Достаточно пары добрых слов, элементарного участия. Достаточно твоих песен. Достаточно того, что ты просто есть — ты вдохновляешь, становишься примером.
Кэт обескураженно замолчала, чувствуя, как ее бледные щеки заливает смущенный румянец. С необъяснимым волнением, всплеснувшимся в душе, вспомнила, что сегодня уже ощущала что-то подобное — когда Писатель говорил о ее творчестве…
— Художник, ты самый загадочный из всех, кого я встречала, — доверительно призналась девушка. — Чем чаще мы с тобой видимся, тем больше вопросов у меня возникает.
— Ну, и что же ты хочешь спросить прямо сейчас? — Художник улыбнулся, как щедрый взрослый, предлагающий малышу выбрать любое угощение с витрины сладостей.
Кэт на несколько мгновений задумалась, вспоминая все свои насущные вопросы. И спросила о том, что сейчас было волнительнее всего:
— Помоги мне понять, какой выбор правильный? — едва слышно попросила она. — Ты ведь знаешь о моей дилемме? Карьера или музыка? Что сделает меня по-настоящему счастливой?
Услышать ответ было и заманчиво, и страшно одновременно.
Глаза Художника на несколько секунд словно подернулись туманом, сменили золотистую искристость на пасмурную серость. Он смотрел куда-то вдаль, но видел там не вечерние тени на парковой аллее, а будущее.
— На такие вопросы не сможет ответить никто, кроме тебя самой, солнце, — наконец произнес он. — Здесь нет правильного или неправильного выбора. Есть два разных пути — каждый со своими радостями и горестями, преимуществами и последствиями. Каждый из этих путей по-своему правильный. Но выбор ты должна сделать сама. Потому что это твоя судьба, и ты ответственна за нее.
Кэт тяжко вздохнула и послушно кивнула. Это было честно: не следует возлагать ответственность за свое решение на кого-то другого.
Дымка вокруг деревьев налилась фиолетовым, который через минуту потемнел, а потом и вовсе стал черным. Но влюбленные уже не смотрели наверх. Они шли, слушая, как под ногами шелестела листва, и молчали. Но это молчание было красноречивее любого разговора.
Вдруг Кэт заметила, как кто-то направился в их сторону. Фонари ярко освещали весь парк, и ей показалось странным, что она только сейчас заметила парня в нескольких шагах от себя.
— Привет, Художник, — сказал он.
Кэт вгляделась в его фигуру и содрогнулась: странный прохожий был полупрозрачным! Но девушка постаралась скрыть изумление. Тем более, после знакомства с Художником она приучала себя спокойно воспринимать всевозможные странности и чудеса.
— Приветствую, — суховато отозвался Художник.
Парень продолжил свой путь и, казалось, на ходу начал растворяться. Еще миг — и он оказался позади, но еще успел крикнуть вслед:
— Удачи тебе, Музыкант!
Кэт обернулась, но не успела ответить — незнакомец пропал где-то среди деревьев.
— Откуда он меня знает? – удивленно спросила Кэт Художника.
— Тени знают многое, — ответил он и привлек ее к себе.
И если девушка еще собиралась полюбопытствовать, кто такие Тени, как они появляются и чем живут, то после этих нежных объятий продолжать расспросы совершенно расхотелось. Так они и стояли посреди осени, прижимаясь друг к другу, и слушали, как ветер трогает листья.
_ _ _ _ _